потом несколько раз деловито переспрашивают фамилию художника, понимающе кивают – непременно несколько раз, затем выдавливают восторженный комплимент. Но и это шоу быстро приедается.
Вместо этого я решила использовать момент и пообщаться с Тавригиным. Села рядом на кушетку, успев ухватить бокал шампанского с подноса официанта. Ответила на его улыбку:
– Ты не выглядишь зажатым. Привычная обстановка?
– Не представляю, кем ты меня считаешь, Лариса, но я успел побывать на мероприятиях разной степени помпезности. Да и твой отец меня не просто так пригласил – тут много полезных людей, но моя задача, скорее, посмотреть на них со стороны.
– А может, отец пригласил тебя, потому что ты ему нравишься? Один из немногих присутствующих тут.
– И это, безусловно, тоже, – Алексей улыбнулся шире.
Как привести разговор к нужной теме? «Ты предатель?», «На кого работаешь, мерзавец?» или «Кем ты приходишься бедолаге-ученому Поларскому?». Вот, последнее лучше всего:
– Так и есть, можешь не сомневаться. Жизнь отца не настолько проста, как многим кажется со стороны, потому он ценит тех немногих, кто достоин его симпатии. Хотя, конечно, самого его сложно назвать исключительно хорошим человеком.
Тавригин задумчиво кивнул, проводив взглядом прокурора с супругой.
– Ты про суд с мелким фармацевтом? – Вот, он и сам завел правильную тему. Почти и не пришлось подталкивать.
– А что ты сам об этом думаешь?
Очевидно, он думал о той истории много, потому что отвечал сразу, словно выдавал уже готовые выводы предыдущих размышлений:
– Меня это беспокоит. Пойми правильно, Лариса, я знаю таких людей, как твой отец. Они не бывают по-ангельски милосердными или беспредельно великодушными. Их жесткий характер – причина и следствие их успеха. И потому в биографии каждого найдется пара десятков неприятных эпизодов… Но само дело меня беспокоит.
– Чем? – мне не терпелось, поэтому я подтолкнула на короткой паузе.
– Как бы объяснить… особенно дочери Сергея Бергмана? – он усмехнулся, но я оставалась серьезной и внимательной – пусть видит, что я желаю разобраться в вопросе не меньше него. – «Фармацевтическая лаборатория Поларского» была ничтожно мала. Да, «Бергман и Ко» в те времена тоже грандиозными масштабами похвастаться не могла, но все же… Вопрос можно было решить иначе: выкупить технологию, присоединить лабораторию к компании, купить лицензию на пользование патентом, в конце концов.
– То есть ты уверен, что отец или кто-то из его людей выкрал разработку?
Мужчина удивленно посмотрел на меня. Возможно, именно удивление и добавило его словам искренности, хотя Алексей всегда отличался прямолинейностью:
– Уверен. Странно, что ты до сих пор сомневаешься. Украл, а потом сильно потратился на затягивание судебного процесса – в итоге наверняка потерял больше, чем если бы пытался уладить дело миром. Это было экономически неэффективным решением, но, во-первых, он не мог знать, что Поларский вцепится зубами в свою разработку, а во-вторых, Сергей Васильевич не умеет признавать, что был неправ. Но с другой стороны, Королевство сейчас процветает благодаря именно той краже.
Признание ли это в соучастии или, как минимум, в сочувствии к пострадавшей стороне? Или просто объективный взгляд на события?
– И ты считаешь случившееся несправедливым?
– Да, считаю. Но еще я нутром чую, что теперешние атаки на нашу компанию связаны именно с тем делом. Не с любым другим, где твой отец тоже перегнул палку, а именно с ним. Кто-то десятки лет готовился, вынашивал план мести, чтобы хотя бы сейчас поставить преступника на место…
– Ого! – я не смогла сдержаться. – Ты все еще работаешь на моего отца?
Алексей рассмеялся:
– Конечно. Но это не значит, что я не имею права смотреть на вещи критически. Собственно, в этом и состоит моя работа.
После подобного разговора подозрения утихнуть не могли. Тавригин с такими взглядами точно может быть на стороне противника! Но даже если так, то кого именно надо называть предателем? Разве дети или друзья Поларского не заслужили права на месть? Особенно если годами наблюдали, как растет Королевство, как поглощает все новые и новые рынки, как увеличивает доходы, ежегодно вводит технологические линии – и все это было бы невозможно, не будь когда-то того самого обмана. Кто их осудит за то, что они хотят отнять у нас все? И если бы я не была Бергман, то ответ был бы очевиден…
Я подбежала к двери, чтобы обнять сестру, едва только та показалась на пороге. От Илоны здорово несло спиртным, и она чуть ли не силой отцепила меня от шеи и направилась к ближайшему официанту. Пообщаться по душам получится позже, если вообще получится. Зато меня поймал в объятия шедший следом старина Петр Саныч, который привез сестру с мужем и потому тоже опоздал. Он, сегодня непривычно лощеный и оттого помолодевший, меня даже в воздух приподнял, заставив взвизгнуть, а потом и увлек на круг вальса.
Банкет предсказуемо прошелестел бы мимо под мелодичную музыку и монотонные разговоры, но отец преподнес всем неприятный сюрприз. Я, пытаясь избегать Грегора Хольма, постоянно изображала заинтересованность болтовней с кем-нибудь другим. И как раз когда я вслушивалась в почти деловой отчет мужа Илоны о его продвижении с корейцами, зять вдруг замер и уставился за мою спину:
– А она что тут делает?
Оглянувшись, я оцепенела. У входа стояла бабуля Клодина в вечернем платье, ничуть ее не украшавшем, и неуверенно оглядывалась. Кто ее пропустил в дом?! И к еще большему удивлению, отец тут же направился к родственнице, распахивая объятия:
– Тамара Григорьевна, сердце мое! Спасибо, что согласилась прийти!
– Я… не была уверена, что это уместно… С днем рождения, Сереженька…
Несколько гостей, подобно мне, рассматривали ее как оживший музейный экспонат. Остальные же не были в курсе, что присутствие госпожи Клодиной в нашем доме с недавних пор выглядит вопиюще.
– О чем ты, Тамара? – добивал отец радушием посвященных. – Мы ведь родня! Мелкие дрязги случаются в каждой семье.
Теперь старушка улыбалась увереннее:
– Очень хорошо, что ты именно так воспринял. Машенька, душечка, ты, как всегда, потрясающе выглядишь!
Мама сделала вид, что не расслышала, и срочно направилась на кухню, чтобы поторопить персонал с десертами. Видимо, она не разделяла восторг отца по поводу родственных уз, но и не собиралась оспаривать его решение открыто.
И уже через полчаса стало понятно, каковы были настоящие мотивы Сергея Бергмана. Сначала я напряглась от чуть повышающегося тона, а затем и все присутствующие обратили внимание на крик:
– Я от тебя одного прошу – расскажи! И на этом конфликт будет исчерпан!
– Так ты меня пригласил сюда, чтобы прилюдно унизить?! – Тамара Григорьевна неприятно раскраснелась, а голос ее заходился в визг на окончании фраз. – Я тебе уже десять раз повторила!
– Кому ты продала акции, старая шлюха?! – отец вовсе не стеснялся привлекать внимание.
– Я не знаю! – зато Клодина очень тушевалась под взглядами. Ей бы провалиться сквозь пол, да от Сергея Васильевича и это не спасет. – Просто слила на биржу через брокера. Будто ты не знаешь, как это делается! И какая мне была разница?! Я запаниковала!
Отца от ярости трясло:
– Тварь! Древняя тупая тварь! С тобой ведь говорили до этого! Даже такая идиотка, как ты, не запаниковала бы, не подготовь тебя вовремя! Нет-нет, предательская развалюха, ты общалась с покупателем напрямую!
Тамару Григорьевну даже стало немного жаль. Хотя нет, не стало.
И в конце концов от такого давления она сдалась:
– Да… За неделю до того мне позвонили из паевого фонда… Сказали, что дни «Бергман и Ко» сочтены, посоветовали изменить инвестиционный портфель…
– Из какого еще фонда?!
– Но ведь… по телефону… Обманули, наверное. Я сначала так и решила, а потом своими глазами гляжу – вот все, что они говорили, происходило… И тогда я запаниковала.
– Охрана! – гаркнул отец так громко, что бокал в моей руке звякнул. – Вышвырните эту курицу из моего дома! И чтоб ноги ее тут не было!
Вероятно, кто-то счел сцену вопиющей и унизительной, но только не сам отец. Даже со стороны было видно, как он доволен. Уверена, поначалу он наступил на горло своей гордости и пригласил бывшую совладелицу Королевства, чтобы узнать подробности сделки. Но даже не добившись цели, чувствовал облегчение от того, что высказался. Мама подошла к нему и что-то тихо сказала, он ответил ей громко –
