задержались. Так бы, конечно, разрушения были менее катастрофичными. Вот… А обратно только самим. Ваша одаренная мелочь такой портал ни в жисть не создаст.
В этом он прав. В крепости были только одаренные младше шестнадцати лет. Зеленые и не опытные. Их обучали в академии под началом верховного магистра Боярышникова.
А после обучения всех отправляли к Уральскому хребту, на передовую — сдерживать угрозу. Надо ли говорить, что родители одаренных детей не сильно были рады подобному раскладу.
Быть одаренным стало своего рода проклятьем. Тебе ждала неминуемая война и в большинстве случаев с летальным исходом.
— Так ладно, — хлопнул себя по коленям Ратибор. — Мне пора к князю. Тебя подбросить?
— Я же правильно понимаю, что все обвинения с меня сняты? — спросил я, не преминув при этом посмотреть на Джарека.
— Естественно, молодой человек, — по-доброму улыбнулся Ратибор. — Одна из тем для моего обсуждения с князем — это ты. Пускай отменяет сраную проверку и подумает куда тебя можно пристроить.
— Хорошо. Тогда меня можно подбросить до дома начальника стражи.
— Добро, — кивнул Ратибор.
Как же меня достало ездить вдвоем на лошади. Попахивает каким-то унижением. И что самое обидное, что имея в своем подчинении двоих, я вынужден это скрывать и ездить вот так.
Надо срочно обжиться транспортом. На лугах должны вольно пастись беспризорные коняги. Но и это вызовет массу вопросов — такой молодой и с конем. И где его ставить? Нужно стойло. А чтобы иметь стойло нужен дом. Родительский дом на четыре семьи не имел стойла. Только у отца в мастерской имелась гужевая лошадь с повозкой.
Куда не плюнь везде засада.
Мне нужны деньги. Причем доход этот должен быть легальным, не вызывающим вопросы.
Когда командир погонщиков остановил коня возле усадьбы Крупских, я слез с него и задержался на секунду.
— Что такое? — спросил Ратибор.
— Послушай, — начал я. — Меня все терзает одна мысль.
— Ну говори.
— Ты сказал погонщикам, что это я спас тебя.
— Верно.
— Но это ведь была Гестия, а не я.
— Хм. Тоже верно. Что тебя смущает?
— Зачем?
Ратибор тяжело вздохнул и посмотрел вдаль.
— Чтобы тебя приняли, — наконец сказал он. — Погонщики народ сложный и одновременно простой. Они с большим трепетом относятся ко всему, что касается их драконов, но как только ты выходишь из поля этого взаимодействия, то сразу можешь найти тысячу тем для разговора за кружкой кваса.
— Спасибо, — кивнул я. — Что поверил.
— Пожалуйста, — кивнул Ратибор. И пришпорив коня тут же умчался к замку.
Только я зашел за ворота усадьбу, как услышал девичий крик.
— Ла-а-ари-и-и! — вопила Ника.
Она качалась на качелях и читала книжку. Но, увидев меня, отложила все дела, пулей бросившись ко мне.
— Я так переживала, — повисла сестра на моей шее. — Что с тобой было? Где ты пропал? Что за тараканы передают от тебя послания?
— Так, тихо, — шепнул я ей на ухо, крепко прижимая к себе одной рукой. — О наших тайных посланиях, никому ни слова.
— Хорошо, — тут же отозвалась сестра. — Но что у тебя? Тебя отпустили?
Я поставил ее на землю и крепко сжал плечо.
— Да, я полностью оправдан, — улыбнулся я. — Все обвинения погонщиков сняты.
— Ур-р-ра! — тут же завопила Ника, снова принявшись обниматься. — Я так рада! Теперь мы снова сможем быть вместе. Но что с твоей рукой? Ты ранен?
— Все нормально, — отмахнулся я. — Лекари заверили, что за три дня все заживет. Где Никон?
— Он на заднем дворе, играет с детьми тети Эльзы и дядюшки Ника, — тараторила сестра. — Пойдем, я тебя отведу, — она схватила меня за руку и потащила за собой. — Он будет очень рад. Хоть ничего и не понимает еще. Но очень сильно скучает. Все время плачет, что хочет к маме. Это разрывает мне сердце. А дядюшка Ник, говорит, что они никак не могут найти. Ни ее, ни отца. Как сквозь землю провалились. Даже тел нет. И это странно. Пропали не только они. Еще много людей пропало без вести. Ты же наверно знаешь, что завалы почти разобрали. Нашли всех, кроме семерых. Среди которых отец и мать. Просто мистика какая-то. Зато остается надежда, что они живы. Теперь, когда ты с нами, мы сможем их найти.
— Да, мы сможем вернуться домой, — улыбнулся я.
Так рад снова ее видеть. И особенно приятно, что она пришла в себя. Хоть щеки порозовели. Но что это? Она снова становится мрачной?
— Что такое? — спросил я.
— Не вернемся, — всхлипывая произнесла она. — Дядюшка Ник сказал, что ему жаль, но наш дом разрушен. Как и папина мастерская. И легче снести обломки и построить заново, чем восстанавливать.
Да что ж такое-то. А я разбирал завалы у самой стены в двух кварталах от нашего дома. Надо было отправить таракашек на разведку. Хотя что бы это изменило? Увидел бы руины?
Похоже от той части посада, что приняла на себя весь удар не осталось камня на камне.
Теперь надо что-то думать с жильем.
— Но ты не переживай, — заметив, как я хмурюсь, сказала Ника. — Дядюшка Ника сказал, что мы можем жить у него столько, сколько захотим. Тут такой огромный дом. Места на всех хватит.
Вот уж действительно, кто на моей стороне, так это Крупский.
— А вот и Никон, — заулыбалась Ника. — Никон! Нико-он! Иди сюда!
За разговором я не заметил, как мы обогнули здание. Там был небольшой с фонтаном и детской площадкой, на которой резвились дети.
Увидев меня, Никон расплылся в улыбке и, как и сестра, побежал ко мне, широко расставив руки в разные стороны.
Я подхватил малыша на руку и прижал к себе.
— Как же я скучал, — ласково произнес я. — Как ты, здоровяк?
— Намальна, — картавя сказал Никон. — Де ти бил?
Он отпрянул, сурово посмотрев на меня.
— Занимался кое-каким делами, — поджал губы я. Ему ведь необязательно все рассказывать, верно?
— А ти насёл маму и папу?
— Нет, маленький, пока не нашел, — сказал я и тут же пожалел, увидев, как насупился брат. — Но обязательно найду. Не переживай, — поспешил успокоить его я.
Давать ложные обещания не в моих правилах. Но он еще слишком мал, чтобы такое понять. Ребенку многое не объяснишь.
— Ларюшка! Пришел-таки!
Я обернулся. Эльза Павловна Крупская собственной персоной. Стояла и улыбалась мне белоснежной улыбкой.
— Ваше благородие, — кивнул я.
— Что с твоей рукой? Неужто эти драконщики тебя так? Что они делали? Пытали? Ух, доложу я Никите Сергеевичу. Пускай Георгий Осипович их приструнит уже. Да — помогли. Но это же не дает им право дитё унижать.
За своей тирадой она и слова
