Увлёкшись увиденным, допустил оплошность: упустил момент, когда хихиканье сменилось смехом.
Повиснув на одной руке, отвернул забрало шлема, высморкал в ладошку обе таблетки и сунул их за пазуху зипуна, во внутренний карман. А доставал из пенала на поясе два «макарика», зацепил неуклюже пальцами миску… выронил валюту. Хорошо, ветром снесло — не упали на эксгуматоров. Сдерживая смех, я нашарил в кармане высморканные таблетки и засунул их обратно в нос. Отдал команду дрону самоликвидироваться, набрал высоту и полетел от кладбища в сторону Мирного. Последнее что видел и помнил: Кондрат с задранной головой и ладонью козырьком у лба…
* * *
В себя пришёл я, лёжа под простынёй до подбородка.
Узнал Балаяна и Евтушенко, сидели по сторонам на табуретах. Над спинкой кровати у ног моих нависала морда козла — с огромными рогами, с окладистой бородой и пышными патлами на щёках под ушами. Копытом тот норовил стянуть с меня простыню.
— Оставь! — прикрикнул на козла Евтушенко.
— Отойди, — потребовал Балаян, — дай человеку чистым воздухом дыхнуть.
— Посмотрите, Жан-Поль, какой прекрасный мех. Ни у одного, когда за жмыхом приходили, я такого не видел. Выбрит зачем-то на одной груди. Вы утверждаете, что это ваши спецназовские штучки? Для сохранения тепла под доспехами и для маскировки в джунглях? Под горилл, что ли… А мне сдаётся, приобретённое здесь на острове. Мутация. — Евтушенко поднял простыню выше. — Ха! И на члене мех! А браслетик на члене и браслеты на руках и ногах, ошейник зачем?
— После заключения мира секретность не сняли.
Отвечая председателю и заметив, что я очнулся, Балаян прищурил глаз и скосил взгляд чуть в сторону. На жестах спецназовцев это означало: «Есть конфиденциальное, важное сообщение».
Я, чуть прищурив глаз, показал что понял.
— Принесите горячего молока. — Евтушенко проверял пульс, придавив пальцами мне артерию на шее.
— Мигом, Тарасович Ольги, — встал Балаян.
Моя рука свесилась с края кровати и легла на что-то округлое, прохладное. ФРКУ, догадался я. Трико-ком оказалось скатанным, лежал я голым. Зипун нащупал свёрнутым и перетянутым портупеей.
Боднув дверь, козёл вышел следом за Балаяном. Евтушенко поднялся с табурета со словами: «Лежите, лежите», — и отошёл к столику с медаптечкой.
Балаян вернулся скоро, нёс перед собой кружку с молоком. Козла не впустил. Удерживая кружку двумя, разжал и растопырил пальцы остальные — развернул ладонь мне в глаза и я увидел в ней надписи фломастером.
— Не обожгись, дарагой, — предостерёг старшина тоном добросовестной сиделки. Сказал с явным акцентом грузина и я, не знаю почему, понял, что предостерегает меня бурно не реагировать.
ТАРАСОВИЧ — КАСТРО
СТЕПАН — БИН НЕМО
ПРЕЗИДЕНТЫ — НЕ ЧЕШУТСЯ
Прочёл я.
Отпил молока, но проглотить не получалось. Оттолкнул губами кружку, захлебнулся, закашлялся.
Да что он плетёт. Тарасович Ольги — Марго? Ты что, старшина, смеёшься, издеваешься? Марго — в облике Евтушенко. Да не в облике — в теле. Обалдел.
И тут передо мной, как наяву, встали картины: раскопанный саркофаг, в нём тело Марго… с мозгом животного, козьим, в чём заверял Селезень; Евтушенко с ухмылкой и взглядом кобры, обходя строй, пожимает руку каждому моему марпеху в момент заполнения тому школьного ранца дарственным жмыхом. Я ещё тогда подумал, что он кого-то мне напоминает. А той же ночью приснился сон — Евтушенко в образе одноклассницы Сумарковой-Марго, известной своим кредо: «…выкреслять у паскудников охоту на корню». Девчонка с ножницами проходила вдоль шеренги голых, дрочивших в «чехулах» хлопцев и оставляла за собой бьющие кровью и спермой фонтаны. Я тогда этому сну, когда каждую ночь снился кошмарный с похоронами отрадновцев и дядиного взвода, не придал значения, теперь прыснул молоком на шприц, залил хэбэлёнку под расстёгнутым медхалатом у Евтушенко. Сон — в руку.
— Поперхнулись, коллега? Жан-Поль, остудите молоко.
Заходясь от кашля, я стянул простыню с груди.
Пока Балаян дул в кружку, а Тарасович Ольги утирался тампонами у столика, лихорадочно соображал, как быть, что делать. Ведь Торасович-Кастро-Марго могла если не знать, то догадываться, с какой целью прибыл дядя на остров. Если меня не узнала, когда за жмыхом приходил, то сама сегодня в телефонном разговоре призналась, что вовсе не Вальтер я, а Курт Франц Геннадьевич, её, Марго, одноклассник, во время Хрона — друг даже. Ни одну ночь в Интернете, переписываясь, провели. В любви ей как-то с дуру признался, что стало причиной разлада с другом Салаватом, мужем её, они тогда только сошлись после развода.
«СТЕПАН — БИН НЕМО».
Этот козёл патлатый — Капитан бин Немо?! Простыню с меня тянул. Рогатого Степаном зовут! Вот оно как! А я представлял себе Степана мужиком неразговорчивым, в жилетке, скроенной из моей хэбэлёнки. Думал и ему экзоскелет подарить. А он не мужик — козёл… Глаза, правда, сразу показались умными, череп — излишне крупным, выпуклым в лобной и в височных частях… Марго мозг Капитана бин Немо пересадила в череп козлу! Не мозг, вернее, — «камень» вождя Хрона внедрила в мозг рогатому. Подсадка «камня» — не рассекречена, как не пытал подругу в инетовских посиделках, не выдала, даже не намекнула на принцип, технологию… Но зачем? Предположим: во-первых, чтобы законспирировать главаря террористов надёжно; во-вторых, спасти таким образом от смертоносной болезни… Где тело Немо?! Думай, думай, офицер, спецназовец.
«ПРЕЗИДЕНТЫ — НЕ ЧЕШУТЬСЯ».
«Балаян этим что-то мне подсказывает…
Эврика! Президент Пруссии на похоронах чесался! Руки никому не подавал, перчатки в тёплую погоду носил». Я тогда посчитал, крапивница у старика, но скоро узнал, что не так. По ночам Президент уединялся в сопках, сбрасывал всю одежду и расчёсывал себя ожесточённо, до крови. Собака-поводырь ему в этом помогала, расцарапывая спину. После старик онанировал…
Есть! Тело у Президента Пруссии, на самом деле, — тело Капитана бин Немо, вождя Хрона.
Тело — чужое, вот мозг и отторгал. Потому чесался. Слепой — потому, что Марго зрение намеренно заблокировала, ведь основатель Пруссии и первый Президент государства был слепым… Законспирировала Немо, не докопаешься! Заодно и себя. В череп мозг козла Степана поместили и захоронили как первого председателя колхоза «Отрадный» Харитоновича Анны Пауль Кастро. Ну, а мозг Марго в козле Степане. Замела следы, попробуй, докопайся.
