- Сынок.
- Привет, - коснулся губами материнской щеки, переводя взгляд на сына, - надо будить. Самолет скоро.
- Знаю, но он так сладко спит. Давай попьем кофе и дадим ему еще парочку минут.
В гостиной горел камин, а Тома принесла на большом круглом подносе две чашки кофе, поставив те на стеклянный кофейный столик.
- В конце недели.
- Хорошо. Может быть, там будешь почаще бывать дома…
- Это вряд ли.
- Сын тебя почти не видит, так нельзя.
- Я обеспечиваю ему безбедное будущее.
- На одних деньгах далеко не уедешь. Да и не всегда они способны помочь, ты это лучше меня знаешь.
Мама многозначительно взглянула мне в глаза, имея в виду Марину и всю произошедшую с нами ситуацию в целом.
- Давай не будем об этом.
- Я за тебя боюсь.
- Не стоит. Все будет нормально.
- Нет.
- Я думала, она останется.
- Ма-ма, - с нажимом.
- Хорошо-хорошо, поняла, не лезу.
Наверху послышался плач. Мама встрепенулась и подалась вперед, чтобы встать. Коснувшись ее плеча, сам поднялся на ноги, прося ее не беспокоиться. Данька орал на весь дом, не привык просыпаться один. Мама вечно его караулила и частенько оставалась спать в детской.
Ребенок всхлипнул и, увидев меня, разрыдался еще больше.
- Тихо. Не реви, - вытащив его из кроватки и подняв на руки, - Да-нил.
Данька еще немного понедовольствовал, но достаточно быстро пришел в себя и даже парочку раз улыбнулся. А всю дорогу в аэропорт просидел у меня на руках, практически не отлипая.
Когда они с мамой вошли в самолет, стало не по себе. Даниил капризничал, мама пыталась его успокоить. Смотреть и слышать все это было тяжело.
Глава 10
Москва действовала на нервы. С моим отъездом Лукьян молниеносно начал мутить в бизнесе какую-то дичь, на которую я не мог реагировать. Сейчас у меня были более важные задачи, от их выполнения я ждал глобальных результатов. Первая неделя в Москве выдалась несладкой, во всей веренице дел я маниакально ожидал одного-единственного звонка, но она молчала. Гнев сменялся безразличием, раздражение - апатией, и так по кругу. Вторая неделя подходила к своему законному концу. На календаре маячила суббота, а этот пятничный вечер стал настоящей клоунадой, хотя так я думал лишь в начале.
По дороге домой мой кортеж из трех машин тормознули гаишники. Плановая проверка документов, как позже выяснилось, оказалась обычной постановой. И вот уже через сорок минут я сижу в наручниках в душном прокуренном кабинете, а напротив самодовольная морда следака. Мне даже ничего не предъявляют, просто выдерживают время. Пугают, но не выдвигают обвинений или каких-либо требований, и вот это напрягает. Незнание, полная потеря ориентации в происходящем, когда ты практически изолирован от внешнего мира.
- Доронин Александр Николаевич, - повторяет уже в сотый раз, пролистывая какие-то бумажки.
- Может, скажешь уже, что за цирк?
- Цирк? Да нет, мальчик, это не цирк, - вновь прикуривает «Приму», потирая седые усы, - надолго по этапу уедешь, ой надолго.
- В чем меня обвиняют?
- А ты не рыпайся. Сядь и заткнись. Сопляк.
- Иваныч, - дверь в кабинете приоткрылась, и худощавый лейтенант, почесывая бровь, обратился к майору: - Там адвокат этого, - ударил по ножке табурета, на котором я сидел, - приехал.
- Хорошо. Пусть подождет, мы еще не закончили.
- У меня есть право…
- Вот мы и про права вспомнили, а об обязанностях забыли. Нехорошо, Александр Николаевич, нехорошо. Махинации, организация преступной группировки, рэкет, сто пятая. Ой нескоро ты маму родную увидишь, ой нескоро.
Майор лениво поднялся со стула, распахнул форточку, выпуская на улицу кольца дыма.
- Ладно, - выбросил окурок, - Соловьев, - повысив голос, - зови адвоката.
Сумарохов спешно проскользнул в кабинет и, дождавшись, пока майор свалит, присел за стол.
- Что за хрень здесь происходит?
- Александр Николаевич, я разбираюсь, но пока, - разводит руками, - непонятно. Кто-то вас слил, они не блефуют. Дело приобрело очень серьезный оборот.
- Кто мог… Людка где?
- Я ей позвонил. Она уже летит сюда.
- Пусть мать с сыном отправит к Анфиске.
- Хорошо. Что-то еще?
- Конечно. Вытащи меня отсюда. Организуй встречу с сестрой. И найди мне Маратика.
- А что его искать? Он вместе с Людмилой Александровной уже летит сюда.
- Ладно.
Адвокат ушел, а этим же вечером меня перевели в СИЗО. Очень быстро и четко спланировано. Это напрягало, то, с какой бешеной скоростью затягивается этот узел прямо на моей шее. В камере было еще трое чертей. Два бывалых, ушлых ублюдка. И один забитый парнишка лет двадцати, который и сам до конца не понимал, как тут оказался. Как выяснилось позже, пытался защитить мать от гашеного сожителя, распорол старому козлу пузо, квалифицировали как превышение самообороны.
Второй ярус шконки у маленького прямоугольного решетчатого окна был полностью в моем распоряжении. Баланду, которую принесли на ужин, я проигнорировал, эти помои было невозможно не то что жрать, а просто на них смотреть. Сложив руки на груди и приподняв ворот пиджака, закрыл глаза, пытаясь не слушать разговоров. Размышлял, гонял мысли о том, кто мог меня сдать. Изначально я подумал на Лукьяна, но что-то все равно не складывалось. Зачем ему лететь сюда с Людкой? Помогать? Или же это уловка?
Посреди ночи мою полудрему прервал визг крыс и жуткий сквозняк. Веселые выдадутся денечки.
Марина
Я очень долго думала, решала, боялась…
Наверное, сейчас я как никогда готова что-то изменить в своей жизни. Кардинально.
Первое, мне необходимо собрать волю в кулак, отыскать нужные слова. Доронин был в Москве уже месяц. Знаю, я должна была определиться раньше, но моя нерешительность вновь сыграла против нас двоих. Хотя лучше поздно, чем никогда.
По дороге с работы звонила ему больше десяти раз, но телефон был постоянно выключен. Значит, я обязана перестать мучить оператора и поехать в Сашкин дом сама. Забежала в квартиру, попила воды, выложила из сумки тетради и решительно отправилась навстречу всем своим многолетним опасениям.
На выходе из подъезда столкнулась с невысоким мужчиной с блестящей лысиной и седыми усами. Он попросил проводить его к семьдесят первому дому, потому что он и так плутает здесь уже больше часа. Быстро оказав помощь, я вызвала такси, как можно расторопнее передвигая ногами к своему подъезду.
