то, что границу мы пересекали в напряженном молчании, внимательно глядя на дорогу. Но, как только полоса, отделяющая нас от войны, оставалась позади, все одномоментно расслаблялись, словно где-то, глубоко внутри, спускалась невидимая пружина. Над машинами вспыхивали смех, шутки песни. По рукам шли фляги со спиртом. Будующие трудности казались несущественными по сравнению с тем, что мы пережили в Афгане.
Сидевший рядом Каркаладзе протянул мне бутылку, оплетенную лозой.
– За возвращение, тезка! – весело улыбнулся он.
Я глотнул не раздумывая. Напиток был душист и крепок.
– Чача, – пояснил Вано, уловив мое удивление, – никакая водка с ней не сравнится.
– Здорово! – искренне ответил я.
– Специально берег, для такого случая! Все живы, все здоровы, все дома! За это не грех и выпить!
Я задумчиво покосился на него. Иногда Каркаладзе говорил с таким акцентом, что понять его было, практически, не возможно. Обычно, акцент прорезался у него в присутствии вышестоящего начальства из людей, явившихся в роту с проверкой. Но чаще, особенно, когда он был серьезен, как сегодня, акцент куда-то испарялся, и Вано, изъяснялся на чистейшем русском языке. Я повернулся к учителю и увидел, как застыло его лицо. Глаза на несколько секунд остановились, словно вглядываясь во что-то невидимое. Все ясно, Бате срочно понадобился Ермоленко, но использовать радиосвязь он не захотел, значит, вопрос серьезный. К телепатическому общению вампиры старались без особой нужды не прибегать. Я же, вообще его не жаловал, хотя, в школе прапорщиков, да и в части, меня этому обучали. Не знаю как у кого, а у меня после каждого сеанса дико болела голова. Но, как экстренный способ общения, телепатия годилась. Радовало меня только одно. Ментальные способности развиваются гораздо медленней, чем все остальные. Поэтому, в ближайшие пятьдесят лет, можно было не бояться лишней головной боли.
Завершив разговор, майор молча забрал у меня бутылку и, приложившись к ней, одобрительно крякнул. Потом, передав ее дальше,улыбнулся нам и, слегка потирая виски, сообщил:
– Ну вот, голуби, Батю переводят в Москву*. В Центральный Магистрат в министерстве. Он предлагает ехать с ним.
– Отлично! – Вано, радостно рассмеявшись, достал еще одну бутылку. – Это надо как следует обмыть!
– Вы осторожней! – напомнил Ермоленко, – Не хватало к вечеру в санчасть угодить.
– Да ладно тебе, Петя! – Каркаладзе, ловко снимая пробку, сиял от удовольствия, – У меня есть пара пакетов с НЗ, так что все будет хорошо!
– Лучше кислородную подушку иметь! А кровь прибереги.
– А у меня и баллон с кислородом есть! – Каркаладзе беззаботно расхохотался. – Так что, не дрейфь!
Зажевывая чачу пачкой гематогена, я расслабленно развалился на горячей броне и, без сожаления, сбросил в люк БМД, ненужные теперь автомат, бронежилет и остальное снаряжение. Ребята тоже избавились от лишней амуниции и теперь наслаждались забытым ощущением безопасности и покоя. А я, совершенно не в тему, почему-то, вдруг вспомнил последнюю встречу с Джабраилом. Когда стало ясно, что мы уходим, он пригласил нас в гости, попрощаться…
…В тот день, сидя в его шатре, угощаясь бараниной и сладостями, я впервые ощутил, что с этими людьми мне, действительно, делить нечего. Да и Эскиндер был настроен более дружелюбно, чем обычно. Возможно, из-за нашего отъезда. К тому же, в этот раз, разговор шел не о политике, а о нейтральных предметах. Наконец, как водится в мужской компании, свернул на женщин. И я, не удержавшись, задал вопрос, который интересовал меня с самого начала службы.
– А почему среди вампиров нет женщин?
– Кто тебе сказал такую глупость? – удивился хозяин.
– Сколько служу, ни одной не видел, – честно признался я.
Все расхохотались.
– Ты еще многого не видел, – хмыкнул майор, – не только женщин.
Я насупился. Эскиндер подмигнул мне и негромко сообщил:
– Места надо знать, где они водятся. И клювом не щелкать. А то их маловато, на всех не хватает.
– В каком смысле?
– В самом прямом, – Джабраил привольно раскинулся на подушках, – тем более что их действительно мало.
– Почему?
– Вот ведь настырный! – он помог Эскиндеру поставить на ковер блюдо с пловом, – Да потому, что мы не можем иметь детей.
– Ну и что? – искренне поразился я.
Судя по всему, Эскиндер тоже не видел особой логики между невозможностью иметь потомство и затруднениями с инициацией женщин.
– А то, – отозвался майор, – что женщина относится к бесплодию гораздо более болезненно, чем мужчина. Вот вы с Эскиндером, как отреагировали на известие о своей стерильности?
– Да никак, – пожал я плечами.
– И я так же, – Эскиндер ухмыльнулся, – тем более что общаться с женским полом это совершенно не мешает. Наоборот, никаких лишних проблем не создает.
– Именно это я и имел в виду, – вздохнул Ермоленко, – для мужчины бесплодие не приговор. А для женщины невозможность родить является самым страшным наказанием. Понимаете, мальчишки, мужчина, даже по физиологии, только оплодотворяет, а потом, уходит в сторону. Так что, получается, мы, как бы ни причем. А женщина создана природой именно для того, чтобы принять, сохранить, выносить зародившуюся жизнь.
– А если инициировать после того, как родила? – заинтересованно спросил Эскиндер.
– Хорошая мысль! – Джабраил насмешливо фыркнул, – Глянь на этих птенцов, Петь, думают только они такие умные! Считаете, кроме вас до этого никто не додумался? Только одно «но», мать не оставит своих детей. Хотя, конечно, всякое бывает.
– Так как же тогда? – растерялся я.
– Ой! Ну что ты маленький, что ли? Смотри сколько девчонок вокруг! – Джабраил лукаво подмигнул мне. – И вообще, бери пример с меня. У меня меньше трех жен никогда не было.
– Что-то, в последние сто лет я у тебя гарема не замечал, – Ермоленко лукаво ткнул Джабраила в бок.
– Все надоедает, – вздохнул тот, – но иногда, для развлечения, можно и оттянуться.
Мы с Эскиндером только переглянулись, и он многозначительно кивнул на выход. Стараясь не привлекать внимания учителей, мы выскользнули наружу и Эскиндер коротко шепнул:
– Старики правы, для развлечения вполне хватает обычных чувих.
Я согласно кивнул. Действительно, ну чего я к вампиршам привязался. Это уж слишком серьезные отношения. Если бы я только знал, как много позже, захочется мне
