— Учитесь, сударь, сей премудрости! — учил его старый сыщик. — С волками жить — по-волчьи выть!
Ждали всю ночь, прикорнув тут же на скамьях и тюках. Поездов было мало, и, как только они услышали далекий свисток паровоза, все насторожились.
— Кажись, идет!
К пакгаузу, фырча паром, подъезжал состав из восьми вагонов. Перед платформой замедлил ход. На платформе в ряд стояли напуганные грузчики, которые то и дело озирались на притаившихся за мешками чекистов.
Как только поезд остановился и с подножек попрыгали красноармейцы, из-за мешков раздался зычный голос:
— А ну, кидай оружие — Чека!
Солдаты, тут же побросав винтовки, подняли руки.
Но как только на платформу выбежали люди в кожанках, из прицепного пульмана раздались частые выстрелы. Один из чекистов рухнул, будто подкошенный.
— Ах ты контра, гад!
Чекисты, все как один упали, вытащили маузеры и стали палить в вагон, дырявя его, будто сыр.
— Что же они делают-то? — забеспокоился Валериан Христофорович. — Да ведь нельзя же так, ведь свидетели там, а ну как их всех перебьют!
Но чекисты всаживали в стекла купе и в обшивку обойму за обоймой.
— Прекратите стрельбу! — тщетно кричал Мишель. — Живыми их надо брать, живыми!
Но его никто не слушал.
Наконец кто-то из чекистов забросил внутрь вагона гранату, которая докончила дело, после чего лишь все, отчаянно паля перед собой, полезли внутрь. В одном из купе на диванах лежали изрешеченные пулями и осколками два человека в командирских френчах, да на полу догорали какие-то разорванные в клочки бумаги.
Не ушли гады!
— Да как же так можно? — возмущался Валериан Христофорович, собирая из-под ног обгорелые бумаги. — Они же все знали и могли на главаря указать.
— Так ведь они сопротивлялись, товарища нашего вон подстрелили! — отвечали чекисты.
— Да лучше десяток таких «товарищей» потерять, чем одного столь важного для следствия свидетеля! — в сердцах сказал Валериан Христофорович.
— Чего?.. Ты эти контрреволюционные разговоры брось! — насторожились чекисты. — Наш товарищ сотни таких контриков стоит, али тысячи! Или ты за них?..
— Ну что вы, товарищи, все в порядке! — оттирая боком Валериана Христофоровича и тыча его в бок, забормотал Мишель. — Он совсем другое имел в виду, он хотел сказать, что такая контра легкой смерти от пули не заслуживает.
— Это — да, — закивали чекисты. — Жаль они к нам живьем в руки не попались!..
А Спохватившийся Валериан Христофорович стал истово плеваться и сморкаться сквозь пальцы на ноги.
Покуда чекисты опечатывали вагоны, Мишель успел допросить красноармейцев, но те решительно ничего не знали ни о грузе, ни о том, кто его снарядил в Москву.
Лишь когда они покинули станцию, Мишель перевел дух.
— Что ж вы так неосторожно, Валериан Христофорович! — пожурил он.
— Так ведь, почитай, мы все ниточки в руках держали, — вздохнул старый сыщик. — Жандармы на что болваны были, но и те преступников живьем брали.
И верно — был след, да оборвался.
Может, у Паши-кочегара дела лучше сложились?
Мишель с Валерианом Христофоровичем взяли пролетку и помчались на Ордынку. Там среди галдящей толпы с трудом сыскали обряженного крестьянином матроса. Тот сидел на мешке с крупой, злобно поглядывая на снующую мимо него толпу. Коли его спрашивали, почем товар, он отвечал так, что от него шарахались как от чумного, чуть не крестясь.
Да разве так торгуют!
— Постойте здесь! — приказал Мишель.
Задерживаясь подле спекулянтов и приценяясь к товару, подошел к Паше-кочегару, спросил громко:
— Чего за крупу просишь, хозяин?
— Ступай дале — не продается! — ответил тот.
Но подняв глаза, весь просиял.
— Тихо! — одними губами сказал Мишель, наклоняясь к посудине, где была насыпана крупа, и пробуя ее пальцами.
— Да ведь нельзя же так — торговаться надо! — и добавил громко: — Сколь, говоришь?.. А дешевле отдашь?..
— Хошь все забирай! — мрачно ответил Паша-кочегар, отчего тут же стал набегать любопытный народ.
— А крупа откель? — спросил Мишель.
— Крупа-то? Ворованная! — ответил Паша-кочегар. От чего народ вновь схлынул.
Мишель выпучил глаза, незаметно показав продавцу кулак. Прошептал:
— Я ж тебя под трибунал!
На что продавец лишь скривился.
И тут Мишель заметил шустрого, с хитрованскими повадками парнишку, что грыз семечки и ловко сновал меж спекулянтов, явно кого-то выискивая глазами.
— Продавай, контра! — страшным шепотом приказал Мишель. — Не то стенка!..
Фартовый, приметив картуз со сломанным козырьком, замер, внимательно огляделся.
— А вот крупа да мука ишо! — рявкнул Паша-кочегар так, что от него воробьи шарахнулись.
Мишель взял несколько зерен, бросил в рот.
— Лежалая у тебя крупица, — сказал он.
— А тады ступай мимо, покуда цел! — вполне искренне пожелал ему доброй дороги продавец.
Мишель отошел к следующему ряду, не спуская глаз с матроса.
Фартовый, покрутившись немного, подошел, наклонился, зачерпнул крупы, выпрямился, озираясь по сторонам. Спросил:
— Сколь за крупу просишь, хозяин? Мишель покрылся холодной испариной.
— А сколь дашь? — спросил Паша-кочегар.
— Сколь дам — все мое, — хохотнул парнишка. — Да еще раков вареных попрошу. Раки-то у тебя есть, чтоб росту в десять вершков?
Вопрос о раках в десять вершков был паролем.
— И раки имеются, и сом ишо трехпудовый.
Таков был ответ.
Фартовый перестал улыбаться, глянул на продавца пристально, сказал:
— Ну давай, коли есть!
Паша-кочегар вытянул из-под мешка сверток:
— На, держи.
Фартовый взял сверток, сунул его за пазуху, вновь воровато огляделся по сторонам...
Коли по правилам, так надобно было теперь проследить его путь, пустив по следу филеров, только где их нынче взять? Самому пойти — так не ровен час он его заметит да сбежит.
Мишель еле заметно махнул глядящему на него Паше-кочегару. Тот, поняв, вскочил на ноги:
— Эй, постой! — крикнул он. — А деньги? Товар взял, а деньги-то недодал! Лихоимец!.. А ну — держи его!..
Жадные на потеху зеваки обернулись.
