службу. Есть ещё адрес аптеки, в которой работала Елизавета, и адрес пострадавшего… — он вдруг замолчал и недоверчиво покрутил головой. — Кхм, князя Верданского. Я, может, неверно разобрал, но вроде как Елизавету обвиняли в краже у вашего отца.
15
Слабость навалилась тяжёлой каменной глыбой. На улице, под серым сводом туч меня резко повело. Я ударилась плечом о забелённый кирпич и яростно зашипела. Братья Верданские, которые за тихим разговором ушли вперёд, одновременно повернулись.
— Графиня?..
Господи Великий, как мне надоела его холодно-учтивая «графиня»! С неведомой злостью я хлестнула ладонью по безвкусному купеческому особняку. Крикливые статуи горгулий с облезшей позолотой неодобрительно следили за мной с крыльца. В когтях нечисть держала стеклянные магические фонари.
Я испытала невиданное желание схватить булыжник и бить, бить, бить по тонкому стеклу. От обиды на весь свет. От отчаяния. От осознания, что в моих грёзах поездка в столицу была совсем… совсем другой! Без дурака-директора, без презрения в глазах общества, без этой вежливой «графини»! Без лживых обвинений в сторону маменьки!
Воровка!.. Большей гадости придумать невозможно!
Хотелось разреветься, устроить истерику, но вместо слёз я лишь криво улыбнулась.
— Право слово, Елизар, если вы ещё раз назовёте меня графиней — я дам вам пощёчину!
Смешная угроза, конечно, но ничего умнее мне в голову не пришло. Идиотизм. Если сравнить мои габариты и Елизара, то после вожделенной пощёчины я рискую ходить с синяками да шишками. Хотя, говорят, язычники не бьют женщин. Маменька в юности своей слышала, что, мол, есть сторонники заветов предков, по которым женщина неприкосновенна, и сторонники новых правил, с кнутом, плетьми и прочими атрибутами для «послушания. И те, и те считаются традиционным язычниками.
К какой же группе относится Елизар?..
— Ксения, что на вас нашло? — недоумённо покосился на меня младший Верданский. Графиней, однако, не назвал, что уже неплохо. Зато во взгляде старшего брата мелькнуло нескрываемое раздражение:
— Как прикажете это понимать? Вы внезапно перестали быть графиней?.. Или же решили устроить безобразную сцену? Если так, то потакать вам я не намерен! Ведите себя пристойно!
Из меня словно выкачали воздух. Наверно, кричать на всю улицу, привлекая внимание прохожих, действительно не стоило. Но внутри всё горело. Отмахнувшись от братьев, я добрела до скамейки и упала на мокрые доски, пряча лицо в ладонях. Нет, никаких «сцен» и рыданий. Я благоразумная взрослая женщина.
Мне просто было плохо.
— Графиня, — чужая рука неуверенно коснулась моего плеча, — то есть, Ксения!.. Вы не переживайте! Да, дал я маху с какими-то детскими обидами… У меня в последнее время тоже всё наперекосяк! Ну не плачьте! Я знаю своего отца, он бы не стал любезничать с воровкой. Скорее всего, вашей маменьке нахрапом предъявили обвинения, а потом, разобравшись, отпустили. Отец говорил, что такое случается.
Я растерянно подняла голову. Феликс стоял передо мной, наклонившись, и почти невесомо гладил по плечу. Вид у него был до крайности виноватый.
— Простите, — наклонив голову, он посмотрел мне в глаза, — я не думал, что вас это настолько заденет. Согласен забыть и не ворошить прошлое, хорошо?..
— Хорошо, — я приняла его протянутую руку, — спасибо, Феликс. И называйте меня Сеной, так привычнее.
— Без проблем! — на его губах расцвела обаятельная игривая улыбка. А младший Верданский у нас часом не дамский угодник?.. Не удержавшись, я улыбнулась в ответ. Надо сказать, и ямочки на щеках, и белозубый оскал, и подмигивания могли растопить любое сердечко. Хотя сейчас портрет с красавца пиши да любуйся.
Интересно, а Елизар умеет так улыбаться?..
В карете было душно и пахло тяжёлым мужским парфюмом. Закинув ногу на ногу, Елизар сидел с бумагами. К нам он даже не повернулся.
— Вы пришли в себя, графиня?
Дать ему пощёчину я не осмелилась, а вот щёлкнуть по носу — легко! Под наши с Феликсом смешки он аж отшатнулся.
— Я предупреждала, князь!
— Что за дурость?! Может, пора вести себя соответствующе, Ксения?! Впредь больше не отвлекайте меня от работы!
Я покорно отвернулась к окну. Да нужен он мне как собаке палка!..
* * *
От ужина я отказалась — слишком устала, чтобы «щебетать как птичка» и «радовать мужской взор». Маменька, оценив мой понурый вид, принесла еду в наши покои и бескомпромиссно выпроводила служанок. Её мягкая поддержка немного привела меня в чувство. Я хотела скинуть с плеч безликую графиню и стать собой — той Сеной, которая жила в ладанской усадьбе на окраине. Девушкой из дома с привидениями. Девушкой, с которой «нельзя», потому что она из благородных. Той, которая по ночам скрипит пером, сочиняя страш-ш-шные истории.
Мы с маменькой не укладывались ни в какие рамки — и я обожала нашу особенность. Проблема в том, что для Елизара я всего лишь бедная графиня, которую можно выгодно купить. Закрыв глаза, я представляла его улыбающимся, довольным, нежным… но он таким не являлся. От этих мыслей веяло тоской и безысходностью.
Я сглотнула и чуть не пролила кофе на скатерть. Неужели он меня зацепил?! Фу-фу, Сена!
— Дорогая, когда ты уезжала, ты была намного счастливее, — аккуратно заметила мама, пощипывая виноград с ветки. К слову, свеженькой упырицей она уже не выглядела. Румянец на щёки вернулся, тени под глазами пропали, да и двигалась мама плавно, без нервозности. Впрочем, целый день прошёл. Наверное, она уже и с князем Снежаном поговорила…
Боже, Сена, тебя не должно это заботить!
— Маменька! — начала я, собравшись с силами… и не смогла. — Чем ты занималась сегодня? Князь Снежан не приглашал тебя для м-м-м обсуждения смотрин?
Мой великосветский тон мама оценила ироничным хмыканьем.
— Приглашал. Но я сказалась больной, а он не настаивал, — она вдруг как девочка накрутила локон на палец, — знаешь, Сена, мужчины совсем разучились добиваться своего! Два раза ко мне прислали Серафима, а на третий подсунули записку под дверь. Ну никакой настойчивости!.. Помнишь, тот влюблённый в меня охотник, кажется, Каземир, притащил в усадьбу застреленного кабана?.. Вот это я понимаю — ухаживания! А записки так, баловство!..
— Мама! — я прикрыла лицо
