подготовить.
– Я… я не верю, – произнесла Сесили, заикаясь. – Мы с ней любили обсуждать великих драматургов. Шекспира и… и Марлоу.
– Да полно тебе, – попыталась утешить ее Китти. – Сесили, она остается все той же, нашей мамой. Это не значит, что ей не нравился Шекспир или кто там еще. Ты просто узнала о ней кое-что новое. Разве это, по крайней мере, не интересно?
Судя по ожесточенному взгляду, Сесили не сочла новость интересной.
– Как ты могла не рассказать мне? – требовательно спросила она.
– Мама думала, это тебя расстроит. И теперь очевидно, что она была права!
– Но тебе-то она сказала! – обвиняюще бросила сестра.
Китти прикусила губу, не зная, следует ли ответить правдиво. Маме и во сне не привиделась бы идея тревожить Сесили подобными признаниями. Образованная дочь считалась в семье драгоценной мечтательницей, интеллектуалкой – с ней мама беседовала о книгах и пьесах, но о прошлом она рассказала только Китти. Ничего друг от друга не скрывая, они откровенно обсуждали денежные затруднения и обменивались планами, как их преодолеть, тогда как между мамой и Сесили сложились совершенно иные отношения.
– Китти, мы не можем пойти, – снова заговорила тетя Дороти, перекрывая лепет Сесили.
– Почему вы так противитесь? – требовательно спросила Китти. – Тетя, у меня появилась настоящая возможность…
– Ваша мать тоже так считала, и смотри, чем это обернулось! – взвизгнула тетя Дороти.
Ее подопечные потрясенно отпрянули. Она прижала к губам дрожащую ладонь.
– Я не то хотела сказать, – промолвила тетя Дороти. – Прости… знаешь, ты так на нее похожа. Она тоже была уверена, что может получить и любовь, и семью, и деньги. Но, связавшись со знатью, важно понимать, что это очень непростой мир, где у тебя могут все отнять в одно мгновение. Ее отослали прочь, и мы потеряли друг друга.
Повисла тишина. Никогда раньше сестры не видели, чтобы тетя Дороти настолько теряла самообладание.
– Разница в том, – сказала Китти, – что я ни в кого не влюблюсь.
– Не уверена, что это поможет, – в досаде всплеснула руками наставница. – Совершенно безрассудный план. Никто из нас не имеет ни малейшего понятия, как вести себя на таких приемах.
– Я думала, вы имеете, – призналась Китти. – Вы общались с джентльменами раньше.
– Да, но не в присутствии их жен, – подчеркнула тетя Дороти. – Для меня это так же ново, как и для тебя. На таких собраниях действует целый свод правил, о которых мы даже представления не имеем… И ты подумала, что случится, если кто-то из джентльменов меня узнает?
– Прошло десять лет, – с сомнением возразила Китти.
– Десять лет, которые, как утверждают авторитетные источники, были ко мне милосердны, – сурово отрезала тетя Дороти. – Именно поэтому я перекрасила волосы, именно поэтому я избегаю высшего света. К тому же ты, Китти, – точная копия своей матери! Лучше напиши леди Рэдклифф, что мы не сможем прийти.
– И сдаться? – с вызовом вскинула подбородок Китти. – Нет, я выясню все, что мы должны знать. Мы пойдем на этот ужин!
Верная своему слову, в полдень Китти отважно пустилась в экспедицию по поиску необходимых сведений. Прихватив с собой Сесили, она отправилась в библиотеку, поскольку образованная сестра часто рассказывала об учебниках этикета, по которым училась девичьим добродетелям в пансионе. К отвращению Китти, даже самый практичный из этих фолиантов содержал лишь пустейшие и бесполезные инструкции. Каким образом нелепые выражения «храни священную верность правде» или «держись с достоинством, но без гордыни» помогут ей на званом ужине? Вернулись они ни с чем, и весь вечер Китти избегала взглядов тети Дороти.
По взаимному согласию они не обсуждали эту тему и отправились почивать рано, хотя Китти не могла заснуть. Она почти свыклась с постоянным лондонским шумом, но ей по-прежнему не давали покоя звуки, проникающие сквозь окна даже ночью. Дома, в Нетли, если ей или Беатрис не спалось, они шепотом под одеялом делились секретами и страхами, пока беды каждой не становились общими на двоих. И хотя кое-какие тайны Китти сестре не открыла – истинные размеры долгов и полная история знакомства родителей были ношей, которую Китти несла одна, – она привыкла к тому, что может опереться на Беатрис в минуты неуверенности. Особенно после того как ушла мама, когда Китти чувствовала себя отчаянно одинокой, присутствие Беатрис давало ей величайшую поддержку – большего она бы и пожелать не могла.
А теперь она осталась без этого утешения.
– Сеси? – прошептала Китти в темноте.
Но ровное сопение подсказало ей, что сестрица уже крепко спит.
Китти пожалела, что не догадалась, пока был жив отец, поговорить с ним о великосветском этикете. Возможностей было много, но как она могла предвидеть, насколько важным окажется это знание? Одно из худших последствий утраты обоих родителей пришло к ней не в первые ошеломляющие дни саднящей печали. Оно проявилось после, когда за повседневными делами у Китти возникало желание задать вопрос маме или папе о чем-то, что ее всегда интересовало, но не было произнесено вслух, о чем-то пустом или о чем-то важном. В такие моменты лишь секундой позже она осознавала, что родителей больше нет, спросить не у кого. И сейчас, больше чем когда-либо, Китти променяла бы что угодно на возможность обсудить с родителями вопросы, крутившиеся в ее голове. В первую очередь хотелось побеседовать с папой о высшем свете, но не только. Спросить бы, правильно ли она поступает. Прислушаться ли ей к доводам тети Дороти или довериться собственному чутью? Закончится ли все благополучно? Боже, как ей хотелось услышать, что все будет хорошо, как она тосковала по прикосновению родительской руки к своему лбу!
Сесили тихонько икнула в темноте, и Китти тряхнула головой, пытаясь прояснить разум. В практическом смысле ей сейчас нужно побеседовать с кем-то, кто как свои пять пальцев знает бомонд, все его мелкие ритуалы и правила, неизвестные Китти. Кто разбирается, как обитатели этого мирка определяют чужаков. И самое главное – с кем она может говорить прямо, не опасаясь, что неосведомленность ее выдаст. Еще до того как пурпур закатного неба перетек в плотную черноту ночи, Китти призналась себе, что есть только один такой человек.
На следующее утро, в десять часов, дворецкий Бивертон, открыв дверь городского дома Рэдклиффа на Сент-Джеймс-плейс, с изумлением обнаружил за порогом мисс Тэлбот и горничную, воззрившихся на него в ожидании. Достойным ответом на это неподобающее явление был бы следующий: сообщить дамам, что его милость не принимает, и отправить их восвояси. Однако, сам не соображая, как это произошло, Бивертон, сопроводив посетительниц в библиотеку, поднялся по лестнице, чтобы передать известие лорду Рэдклиффу.
