кругом болота, почти непроходимая топь, камыши, руку поднимешь — не видно. Дальше, на песчаных взгорках, видны окопы, линии укрепления, проволочные заграждения, а в лесу доты и артиллерия, танков поблизости нет. Вот здесь склады боеприпасов и горючего. Очень много ящиков, в которых обычно хранят патроны и снаряды, и железных бочек. Мы целый день неотрывно вели наблюдение. Охрана, хотя и сильная, но впечатление такое, что с этой стороны немцы ничего не опасаются, все внимание вперед, где проходит линия обороны, блиндажи, а дальше скорее всего позиции уже наших войск. Огневая активность пока слабая, так, бросят десяток мин или снарядов с обеих сторон и ждут. Изредка завяжется короткая перестрелка, и опять затишье. Сдается, что наши готовятся к решительному наступлению, а немцы время от времени пытаются, чтобы хоть чем-то разрядить обстановку, атаковать сил явно не хватает.
Ничейная полоса — метров двести, местность ровная, открытая, сильно избитая воронками — прямо своеобразный лунный ландшафт, днем перескочить будет трудно — наши ничего не знают, и мы можем оказаться между молотом и наковальней. Вот тут я набросал дислокацию огневых точек и график смены часовых.
Действовали мы скрытно, даже провода их полевой связи не трогали. Могу на двести процентов, ручаться, что фрицы нас не обнаружили.
Мое мнение — прорываться именно на этом участке. Спуститься той же дорогой, какой мы подбирались, цепочкой по одному. Скопиться в лощинке и, как говорится, подстраховывая друг друга, перепрыгнуть через низину, на проволоку бушлаты набросаем, перелезем. Но делать это можно только ночью — днем все как на ладони: щелкай на выбор.
— Ну что ж, сведения полные, какой талант, штурман, потеряла войсковая разведка в твоем лице, — засмеялся капитан-лейтенант. — Молодцы, идите отдыхайте, через часик соберемся и обмозгуем все детали прорыва, а мы пока помаракуем кое о чем с комиссаром…
Офицеры и старшины собрались в самом дальнем углу риги. Подняв тучи отдающей прелью пыли, чихая в ладони, уселись на брошенные на солому бушлаты.
Командир после сообщения о данных разведки объяснил план прорыва.
Было решено: разбить отряд на три части, первой во главе с лейтенантом подобраться как можно ближе к складам, без шума снять охрану и склады взорвать, второй — основной группе, которую поведет командир, ударить напрямик с тыла по блиндажам, забросать траншеи гранатами, выскочить на ничейную землю и, дойдя до середины, залечь, своим огнем прикрывая прорыв остальных. Долматову и его людям поддерживать действия первой группы.
Выступление назначили на двадцать три часа, когда, по словам разведчиков, до смены караулов останется совсем немного и уставшие часовые не будут столь бдительными. Сигналом к началу прорыва будет белая ракета.
Как только начало темнеть, произошло непредвиденное событие. На временный КП прибежал матрос и, волнуясь, сообщил: боевое охранение задержало трех человек, одетых в советскую форму. Их захватили тогда, когда они собирались пробраться к немецкому складу и нос к носу столкнулись с нашей засадой. Неизвестные оказали сильное сопротивление, и только благодаря внезапности нападения на них и явного преимущества все обошлось без потерь и относительного шума. Задержанных доставили на командный пункт.
Перед командиром стояли трое молодых, крепких ребят в пятнистых плащ-палатках и касках.
— Кто вы такие и как сюда попали? — строго спросил Ольштынский солдата, у которого из-под каски выглядывал кусок грязного бинта.
— А вы кто такие и тоже как попали сюда? — вопросом на вопрос ответил неизвестный.
— Сейчас я вас спрашиваю, а не вы меня, тем более вы — же видите, что говорите с советским морским офицером.
— А чем докажете? Море-то отсюда ого-го где, — солдат передернул связанными за спиной руками, — а любую форму нацепить дело недолгое.
Стоящие рядом с ним нахально засмеялись.
— Вот мои документы. Я капитан-лейтенант Ольштынский, командир потопленной подводной лодки, прорываюсь к своим, ясно?
— Теперь ясно, — солдат повернулся к товарищам. — Это свои. Ну а мы, — обратился он к командиру, — мы из десантного батальона, амфибийного, случайно отбились в лесу во время боя, обнаружили склады, хотели взорвать, а тут ваши навалились. Я сержант Почкин.
— А это что за схемы? — Ольштынский вынул из брезентового портфеля, отобранного у сержанта, большую карту, испещренную красными, синими и черными пометками и стрелами.
— Понятия не имею. Портфель мы прихватили в одном из блиндажей, километров в пяти отсюда. Подошли — кругом вроде никого. Вдруг смотрим, офицер выскочил, налил в кусты и опять юркнул обратно. Мы их там обложили со всех сторон. Бросили внутрь пару гранат противотанковых, вот это взяли — и айда, дай бог ноги. От преследования оторвались, да его и не было, по сути дела, и завязли в болоте, поэтому и потеряли связь с остальным десантом.
— Развяжите их, — приказал Ольштынский, — верните оружие, и пусть поступят в распоряжение штурмана, в ту группу, которая пойдет взрывать склады, ребята тертые.
Захваченных развязали, и они, тихо переругиваясь с моряками, видно, вспоминая не совсем вежливое обращение, отошли к кустам.
— Сейчас же начать подготовку к прорыву, — продолжил командир. — Все делать, как наметили раньше. Если есть вопросы — задавайте.
— У меня два предложения, разрешите? — замполит встал. — Первое: в каждой группе выделить двух-трех боевых санитаров, им заготовить жерди для носилок. Ни одного раненого, ни под каким видом не оставлять. Постараться то же сделать и с убитыми, если будут. И второе: всем еще раз объяснить, что у нас гранаты «Ф-1», оборонительные, бросать их можно или лежа, или из укрытия — иначе сами подорвемся, что, кстати, и было при стычке на шоссе. Все у меня, Леонид Сергеевич.
— Тогда готовьтесь к бою.
Когда совсем стемнело, группы прорыва вышли на исходные позиции.
Впереди, над линией фронта, то здесь, то там, взлетали в черное небо ракеты; как гигантский стебель ландыша, они замирали на какое-то мгновение словно фиксировали в памяти свое положение, затем стебель гас, а сам цветок, озаряя все холодным серебристым светом, устремлялся к земле.
Ольштынский подполз к Долматову и осторожно тронул его за плечо.
— Коля, у меня к тебе, понимаешь, такая просьба. Все может быть, поэтому, если случится что со мной, выясни, пожалуйста, насчет Ирмы, скажу тебе по секрету настоящее ее имя Ирина Кальниньш. Наведи справки, узнай, что произошло, в общем, разберись и помоги, если надо. Добро?
— Сделаю, Леня. Не волнуйся, но мне кажется, ты этим сам займешься после того, как к своим проскочим.
— Да, я тебя попросить хотел, — Ольштынский тихо засмеялся, — после войны возьмешь меня с собой?
— Куда это, в редакцию, что ли? — удивленно протянул Долматов.
— Ну, выдумал тоже, я кадровый военный и не меньше
