зайти на кухню, где на тарелках твердели остатки еды. Отец постарался убрать следы того, что ужин прошёл не на сухую, но видимо, он уже был не в состоянии объективно смотреть вокруг и потому убрал не всё. Но главное — запах. Кира поморщилась, пролетела через всю кухню и одним рывком распахнула форточку. Оглядела ещё раз беспорядок на кухне и почувствовала, как в груди поднимается гнев.
— Пусть сам собирает свои объедки, — прорычала она и потопала к себе в комнату. За стенкой бурчал телевизор. Сама Кира избавилась от этого чёрного квадрата на стене давным-давно. К чему быть заложницей телепрограммы, когда есть интернет и вся свобода, которую он даёт? А Кира очень любила свободу.
Даже в комнату проник запах бурного ужина и дыма. Кира распахнула окно, достала из ящика ароматические свечи и принялась яростно чиркать спичкой о коробок, зажигая их. Одна была с запахом мяты, другая — корицы и пряностей, третья — апельсина. Тонкий дымок, поднимающийся от огня, дрожал и плясал, соединяясь над столом. Кира почти было выдохнула, когда ручка её двери начала поворачиваться. В ушах зазвенело от страха, спина похолодела от дурного предчувствия. Кира в два прыжка оказалась рядом с дверью и успела повернуть защелку.
Ручка дернулась раз, еще раз. Потом выгнулась вниз со всей силы, так, будто на неё кто-то налег с той стороны.
— Что за чёрт? Кира! — на дверь обрушились удары. — Кира, открывай!
Она молча помотала головой, как будто это мог кто-то видеть, и отступила назад. Зашипела, ударившись об стол. А ручка все дергалась, дергалась, будто за дверью был не отец, не человек даже, а монстр. Потом он затих, там в коридоре, вероятно, задумался, а в следующий момент защелка начала медленно поворачиваться. Кира и забыла, что снаружи оставался элемент для экстренного открытия замка и её безопасная комната была вовсе не безопасной. Так, картонная крепость.
Кира почти перестала дышать, когда открылась дверь. Отец сделал шаг в комнату, и лампа ярко осветила его фигуру. Он не выглядел ужасно, только на щеках расцвели красные пятна и глаза были полуприкрыты, будто ему ужасно хотелось спать. Кира смотрела на него во все глаза, опираясь о стол, ожидая, что же будет дальше.
Отец осмотрел комнату цепким взглядом, остановил его на дочери.
— Ну-ка, дочь, покажи мне свою зачётку, — прокряхтел он, опускаясь на стул.
— Па, иди отдыхать, — в голосе Киры звенело пренебрежение.
— Ты как с отцом разговариваешь? — нахмурился он, упёр кулаки в бёдра. — Я хочу видеть, как твоя учёба.
— Давай не сейчас, — Кира слабо пыталась протестовать.
— Я сказал сейчас, — отец требовательно протянул руку. — Давай зачётку.
Копаясь в ящике рабочего стола Кира думала: “Какого чёрта? Мне двадцать лет, я могу отказать ему. Ничего не показывать. Закрыть дверь. Это вообще больше не твоё дело”. Но против воли руки перебирали бумаги и тетради, натыкались на ручки и кнопки в поисках книжечки.
— На, — Кира протянула зачётку на максимально возможном расстоянии, ей было противно и страшно подходить ближе.
Отец наклонился вперед, выхватил книжечку. С благосклонным видом пролистал первые страницы, где красовались хорошие оценки. Нахмурился. Перевернул страницу назад, потом вперёд.
— Чё-то я не понял, — сказал он. — А где весенняя сессия?
Отец посмотрел на Киру, и та ответила прямым вызывающим взглядом. Она молчала, но все и так было понятно.
— Сессии нет, я правильно понял? — спросил он. Кира молчала. — Понятно.
Отец медленно поднялся, бросил зачётку на стол. Уже почти вышел из комнаты, и Кира была готова облегченно выдохнуть, но в последний момент отец остановился, развернулся и с размаху сгрёб всё с комода на пол. Полетели рамки, вазочки, статуэтки с героями аниме. Со звоном разбился стеклянный шар, блестящая вода залила всё вокруг. Кира подпрыгнула от неожиданности, закрыла рот рукой, но не произнесла ни звука.
— Я работаю! — закричал отец, лицо его раскраснелось ещё больше. — Кормлю тебя, кобылу! Покупаю тебе чёртовы шмотки и всё это барахло! А от тебя что требуется? Убрать по дому десять минут и учиться!
“Десять минут? Десять минут?!” — кричала Кира про себя, а сама стояла, прижав руку к губам, и слезы текли по её лицу.
— А ты даже этого не можешь, коза тупая! — продолжал отец. С его губ летела слюна, а белки налились красным. — Сколько я буду тебя содержать? До свадьбы? Хотя какая свадьба, кому ты нужна такая, тупая и толстая?!
Отец оказался совсем близко, навис над ней, огромный, горячий и злой, и кричал так, что голос начал хрипеть. От него пахло алкоголем, дымом и потом. В какой-то момент он распалился так, что занёс руку со сжатым кулаком. И тогда вместо страха Кира почувствовала ярость, что зародилась в груди и начала разрастаться, как огненный шар. Слёзы высохли, остались только мокрыми дорожками на щеках. И когда Кира заговорила, голос её был предельно холодным, спокойным и чистым:
— Только попробуй, и я посажу тебя.
Отец замер с занесённой рукой, и в глазах отражалась внутренняя борьба. С видимым усилием он опустил руку и выдавил сквозь зубы:
— Не получится. Такой статьи больше нет.
— Хочешь проверить?
Он не ответил. Смотрел в глаза дочери, будто проверяя, насколько хватит её душевных сил, а потом выплюнул:
— Содержи себя сама. Больше ни копейки не дам.
“А ты убирай сам за собой!” — хотела крикнуть ему вслед Кира, но неимоверным усилием сдержалась. Отец вышел, хлопнув дверью. Она медленно, на дрожащих от ярости ногах подошла и тихонько повернула защелку. После этого что-то внутри сломалось, плотину прорвало, и Кира кинулась к окну, наступая на разбросанные вещи. Высунувшись из окна по пояс, прямо в прохладную темноту, она заорала, что было мочи, а потом крик перешёл в рыдание. Теплый летний дождь стучал по крыше, отливам и её разноцветной голове, а Кира всё плакала, плакала и не могла остановиться.
— Ты думаешь, дождь плохо справляется?
Голос раздался откуда-то справа, и Кира даже икнула от неожиданности. Кто мог с ней разговаривать из темноты на пятом этаже?
— Решила добавить воды?
— Ты к-кто? — спросила она, всхлипывая, но плакать перестала. — Вых-ходи!
— Это несколько проблемно, у меня видишь ли, маленькие лапы.
Раздалось хлопанье крыльев, и на подоконник сел большой чёрный ворон. В электрическом свете перья блестели
