бы Рита не затаила обиду на этих людей, она слишком устала, чтобы принимать клиентов. Она мечтала о том, как погреет лазанью, которую накануне приготовила Кира, нальет томатный сок и почитает. Рита открыла для себя русскую классику, глубокую, густую, с миллионом оттенков и смыслов и таким восхитительным языком, что от переизбытка чувств иногда хотелось плакать. И вот эта Алевтина появилась на пороге и просит отодвинуть свидание с Чеховым.
— На сегодня приём окончен, если хотите, я поищу для вас место, — устало проговорила Рита и для пущей убедительности потерла лоб.
— Что ты себе… — начал мужчина, но Алевтина остановила рвущиеся с его губ грубости одним движением сухонькой руки.
— Я понимаю. Но мне очень нужно. Правда, — голос женщины стал тихим, сухим, как листья поздней осенью. Она подалась вперед и наверняка бы сжала руки Риты в своих, сморщенных и теплы, но Рита держала их за спиной. — Я умираю.
Алевтина драматически замолчала, а лицо мужчины на короткий момент болезненно скривилось, но он быстро взял себя в руки.
— Я знаю, в чём тут дело, — он на удивление изящным, отточенным движением отогнул полу пиджака и достал портмоне, будто проделывал это десять раз на дню. Он принялся отсчитывать купюры, не доставая их, и пару раз поднял взгляд на Риту, проверяя, достаточно ли? Послышался мерный стук: это Михаил Андреевич спускался со своего второго этажа и стучал тростью по вытертым ступеням.
— Все, хватит, — раздраженно сказала Рита и отступила, выставив беззащитное нутро квартиры напоказ. — Проходите, нечего в подъезде кошельками трясти.
Закрывая дверь, Рита буквально слышала разочарованный вздох Чехова. Всё сложилось один к одному: и жалостливый шорох голоса Алевтины, и её печальный вид, и стук соседской трости. Но главное! Главное, это шорох купюр, которые сулили ещё один шаг к спасению.
— У вас здесь стало по-другому, — проговорила Алевтина, оглядываясь. — Я и не думала, что комната такая просторная.
— Я просто выбросила все вещи. Рекомендую.
Рита села за стол напротив женщины. Её сын встал сзади, словно верный телохранитель, доберман на защите престарелой болонки.
— Я могу посмотреть по звёздам, а могу разложить для вас таро.
— О, таро, — оживилась Алевтина. — Я обожаю карты. В молодости даже гадала на жениха. И как видите, моё гадание сбылось: у меня есть Арсюша.
Арсюша кашлянул в кулак, смутившись игривого тона матери и контекста, и его напускная суровость дала трещину, обнажив нормального мужчину, наверняка очень занятого, но который вынужден ходить с умирающей матерью. Он посмотрел на Риту мельком, будто проверяя, заметила ли она, что он человек, и она улыбнулась одними глазами. Скользнула взглядом по его руке, почти неосознанно, и не обнаружила там кольца.
Рита достала мешочек, вытряхнула на руку карты. Клиенты почти все выбирали таро, потому что этот инструмент был наглядным и ярким. Наверное, человек до самой старости сохраняет любовь к красивым картинкам, с тоской думала Рита и иногда смотрела положение звёзд сама для себя, словно наблюдала за любимыми питомцами. В последнее время среди звёзд были заметны тревожные знаки. Даже не сами знаки, а их предчувствие, тонкая прозрачная тень предстоящей угрозы. Обычный астролог не заметил бы, не придал значение, но Рита была не обычной. С легким беспокойством, таким же лёгким, как призраки среди звезд, она посматривала на эти аномалии и тихонько хмурилась.
— Позвольте я сниму? — попросила Алевтина, и сухая, словно птичья лапка, рука легла на запястье Риты прежде, чем она успела начать расклад.
— Конечно, — она протянула колоду, позволяя сдвинуть часть карт. Алевтина сдержанно улыбалась, а Рита не могла отвести глаз от её водянистых зрачков и тусклых желтоватых белков.
— Пожалуйста, продолжайте.
Рита почувствовала страстное желание перемешать карты, но подавила его. Вытащила одну, вторую, третью. Карты ложились крестом, и каждая последующая дополняла предыдущую: Луна, двойка чаш, четвёрка мечей, повешенный. Смерть.
— Оох, — выдохнула Рита и тут же отругала себя: это непрофессионально, некрасиво в конце концов! — Расклад тяжёлый. Да вы и сами, похоже, знаете. Тяжёлая затяжная болезнь. Лежачая. Двойка чаш указывает на парные органы. Луна — символ всего нездорового, воспалённого. И в конце всего…
— Знаю, милочка. Ты лучше посмотри, можно ли мне из этого выбраться.
Рита потёрла лоб: кружилась голова. Зря она взялась за этот расклад. Сил и так не было, и сеанс выжал последние. Стоило попробовать отказаться.
— Ангелина.
— Алевтина, — с готовностью поправила та.
— Алевтина, давайте на сегодня закончим. Я правда очень устала.
— Но как же? — она выглядела потерянной, почти несчастный. Тонкие губы округлились в беспомощном “О”.
Рита пару раз переложила карты, будто собиралась перемешать их и подготовить к работе, но от одной мысли о новом раскладе её замутило. Она вспомнила черный плед на полу и то, как лишилась сознания, когда её нашёл Алекс, и руки с колодой сами безвольно упали на стол.
— Не могу. Честно.
Алевтина вздохнула, но тут же на её лице появилась улыбка.
— Ты прости меня. Я думала, с возрастом устаёшь от жизни, но мне никогда не хотелось жить так, как сейчас, — она похлопала Риту по руке и медленно поднялась. — Пойдём, Арсюш.
Арсений смотрел на Риту снизу вверх, и куда только исчезли из его взгляда высокомерие и презрение? Он почти сочувствовал ей, а потом вновь откинул полу пиджака и спросил:
— Сколько мы вам должны?
Перед внутренним взором Риты стояли сухие листья, рассыпающиеся в руке в труху.
— Столько, сколько захотите, — ответила она, закрывая колоду Императрицей.
— Арсюша, ты идёшь?
Арсений посмотрел на Риту, что заталкивала колоду в чёрный мешочек и не поднимала головы, а потом достал две оранжевые бумажки и положил на стол. Он как будто хотел сказать что-то ещё, но махнул рукой и решительно вышел из комнаты. Из прихожей раздались слова прощания, хлопнула дверь. Рита не пошла провожать гостей. Это было в крайней степени невежливо и неосмотрительно, но ей было всё равно. Не глядя на деньги, она погасила свет и упала на кровать.
Чехов не слышно вздыхал на полке. Лазанья томилась в одиночестве. Рите снился сон, где её обвивали, душили колючие жирные лозы, и сну тому не было конца.
Глава 14, в которой Майтес отдаёт своё сердце
Вечер обещал быть отвратительным. Кира это поняла сразу, стоило