растущий в горле царапающий ком. Но заметив, как замерла Настина спина, сглотнула и заставила себя продолжить.
Маришка даже не пела – так, скорей, говорила, растягивая слова. Но всё же отдалённо это могло бы сойти за колыбельную. Ласковую, неловкую да нескладную – какая и вправду могла бы звучать из уст не слишком изобретательной, но, безусловно, любящей матери.
Какой ни у кого никогда здесь не было.
Ни у кого, кроме Маришки, конечно. И колыбельную эту ещё её маменьке пела няня – ведь маменька у неё красивая чернявая господарочка из дворянок. Она сама Маришке это говорила…
– Сон грядёт, глаза смыкая,
Засыпать скорей велит,
Мягкими руками мамы
Локоны перебирая,
О странах добрых говорит.
Ты с ним летишь в края далёки
На спинах белых журавлей,
А мама гладит твои ноги,
И подушки кособоки
Пахнут свежестью полей…
Слухи
– П-ммм, п-б-п-ги…
Тощие белые руки вцепились ей в горло. Маришка зажмурилась, не желая видеть вблизи существо, что пыталось её разорвать.
– П-б-п-ги…и… – сипело оно. Маришка отбивалась из последних сил, но длинные шарнирные пальцы только глубже впивались в шею. Протыкали кожу, мышцы.
– П-б-мо-ги…и…
Маришка хрипела. И ворот сорочки её тяжелел от крови.
Она распахнула глаза. В паре вершков от лица, почти касаясь губами Маришкиного носа, скалила зубы бритоголовая девочка. Танюша.
«Нет!»
Хлопок, рассёкший воздух, заставил Маришку рывком сесть на кровати. Голова загудела, и она вцепилась пальцами в волосы:
– Всевышние…
Танюшино хищное лицо рассеялось, будто туман. И теперь остекленевшими от ужаса глазами Маришка таращилась в пустоту залитой по-дневному острым светом спальни.
– Пг'оснулась наконец, – голос Насти был бодр, да как-то больно весел. – А я уж собиг'алась тебя будить.
До ушей Маришки донёсся свист, а затем новый хлопок. Она вздрогнула.
И снова хлопок.
– Это что…
– Г’озги, – по губам Насти пробежала тень нервной улыбки.
– Володя?
Подруга кивнула, запрыгивая на подоконник.
– Почему тогда мы здесь?
Настя кинула на соседку сердитый взгляд:
– Хочешь спг'осить, почему он не заложил нас? – вопрос прозвучал едко.
– Хочу спросить, – с нажимом сказала Маришка, – почему порка не прилюдная?
А глаза её тем временем забегали по комнате, то и дело цепляясь за темноту под кроватями. Казалось, её не слишком волновал ответ. Уже нет.
– А она пг'илюдная, – сказала Настя, сдёргивая с волос ленту.
Взгляд Маришки снова метнулся к подружке, притянутый резким движением.
– Пг'осто нам г'азг'ешили остаться. Лежи! – повысила она голос, пресекая попытку подруги подняться. Затем принялась собирать волосы в хвост. – Я сказала, у тебя были ночью сильные женские боли. В доказательство… – ещё громче сказала она, когда у Маришки перекосилось лицо. – В доказательство твои подштанники, – она указала на спинку кровати. – Это я здесь г'азвесила. Там столько кг'ови, что…
– Ты вывесила перед Яковом?!. – Маришка осеклась, шумно вдыхая. Воспоминания о прошедшей ночи тут же вылетели из головы. – О, Всевышние! Да ведь…
– Ты выглядишь хуже упыг'ицы! Столько кг'ови, ты погляди! Я не была увег'ена, что тебе можно вставать с постели в ближайшую неделю, не говог'я уже о сегодняшнем утг'е…
– Да как я буду…
– Да кому какая разница, что там у те…
– С ума сдвинулась?! Как тебе вообще в голову пришло?!
– Считаешь, было бы лучше, поймай он тебя с г'аспог'отой ногой? Это ты, кстати, ступень разломала? Ух, и ругался же Яков… Так лежи же! Выглядишь жуть как! Всем видом ог'ёшь: «Я не в кг'овати ночь пг'овела».
Маришка откинулась на подушку, зарычав от бессилия.
Настя туго перетянула хвост тонкой лентой и подставила лицо ветру из приоткрытого окна. Воздух успел остудить её горящие щёки и шею, прежде чем она нарушила повисшее в спальне молчание:
– Могла бы и поблагодаг'ить.
– За то, что дала новый повод насмешкам?
– За то, что спасла твою шкуг'у от пог'ки!
– А вот этого мы ещё не знаем, – Маришка вновь села на кровати на этот раз, чтобы обуться.
– А ну-ка, – Настя щёлкнула пальцами прямо перед её носом, – ляг обг'атно!
– Мне нужно умыться!
– Ты нас обеих выдашь!
– Не стоило, значит, впрягаться. Или думала, заслужишь прощение? Нет уж, крыса, я тебе этого никогда не забуду!
– Опять за своё?
Но Маришка в её сторону даже и не посмотрела. Вместо этого быстро застегнула туфли, и, встав с кровати, глухо охнула от тупой боли в ноге. Она сделала неуверенный шаг. Затем второй. Ходить было возможно, но до того неприятно…
– Ты хг'омаешь, – бросила ей в спину Настя. – Только слепой не заметит.
– Ой, избавь меня от…
– А вчег'а скакала, будто козочка.
Маришка резко обернулась. Подруга стояла напротив, скрестив руки на груди. Она была в том же выходном белом платье, что и на ночной вылазке. И на нём не было ни соринки, ни зацепки – вот уж кто умел вылезать сухим из воды.
«Овца…»
– И чего ты от меня хочешь? – процедила Маришка. – Неделю валяться в постели? Или, может, две? Рано или поздно Яков так и так заметит…
– Хотя бы сегодня, – Настя упрямо мотнула головой. – А потом пг'идумаем, как всё уладить.
Маришка с минуту безмолвно таращилась на неё. Настя не выглядела виноватой. Конечно, нет. Настя не умела быть виноватой. Настя была раздосадована. И всё же между её бровей наметилась озабоченная морщинка, а пальцы подрагивали.
Настя беспокоилась о ней. А ещё… Володя её спас. И никто из его приятелей ничего Якову не сказал. Они были заодно. Все они.
И она… была с ними.
«Это стоило ноги…»
– Ладно.
Настя победно расправила плечи.
– Но только сегодня.
– Только сегодня.
Свистящий звук розог, рассекающий воздух, не унимался ещё около четверти часа. За ним не следовало ни стонов, ни криков. Не слышалось и нравоучительных речей Якова Николаевича.
«А ведь всё это так неважно… – скользило на задворках сознания. – Мы, вероятно, так и помрём здесь, раз они не верят».
Маришка избегала смотреть в окно. Но и она, и Настя не раз вздрагивали, когда звук удара выходил особенно громким.
– Твой завтг'ак, – Настя, ненадолго покинувшая их спальню, вернулась с оловянной миской и стаканом воды. В её отсутствие Маришка с головой закуталась в одеяло, избегая смотреть куда-либо, кроме узора из трещин на потолке.
– Хлеб, – констатировала она, стоило подруге приблизиться. – Неужели здесь нет ничего, кроме хлеба?
– Служанка сказала, у них, видать, паг'омобиль поломался, – Настасья пожала плечами. – Заглох где-то в пути, навег'ное. Но со дня на день они ждут пг'ипасов.
– Как интересно, – едко отозвалась Маришка. – А вчера здесь пахло мясом.
