Книга Сон о принце - Эсфирь Серебрянская

шелуху, даже не задумываясь, чего именно лишаемся. И вот приближаясь к концу второго курса, оглядываешься и видишь, что та девчонка, которой ты была, осталась в прошлом. Она мечтала попасть в будущее, но умерла под давлением сегодняшних забот. Потускнела и растворилась в свете «взрослого» понимания жизни. Только бабушка с дедом видят еще ту девочку во мне, не зная, что я ее уже убила, забрав себе как трофей ее прошлое.

Впрочем, Валерка, зазвавший как-то меня перед работой в «Кафешку», отреагировал на рассуждения довольно странно.

– Забываешь богиня, что глобальное большинство людей не могут похвастать такой же восприимчивостью, как ты, – сказал он, отодвигая в сторону чашку недопитого латте, – Мы живем, не задумываясь об этих вещах, поэтому для нас взросление подобно переходу на новую, более удобную одежду.

– Ты так говоришь, будто я не такая как все.

– Да, другая, – в его голосе не чувствовалась даже намека на шутливость, – я давно знаю, что ты особенная.

– Не смешно.

– А я и не смеюсь. Ты возьми хотя бы сегодняшний разговор. Кто еще отнесется к взрослению как к убийству? Наше детство просто изживает себя. Нам трудно двигаться дальше, опираясь на детское восприятие мира. А топтаться на месте не хочется…

– Но я не об этом говорю.

– … А о том, что мы теряем что-то ценное при взрослении, – дождавшись моего кивка, он продолжил, – ты вот лучше своего шоколаду пригубь, и меня послушай. Так вот большинство относится к детскому восприятию мира как к костылям: нужны на определенном этапе, но надо побыстрее избавляться от их использования. Насколько я понимаю, есть индивидуумы, для которых детство… ну не знаю… Может как учебное оружие. Мол, выросли, перешли на настоящее, однако и для учебного в жизни осталось место. Ты же более особенная…

– Звучит как более дурная, – буркнула я и тут же, под осуждающим взглядом, демонстративно сделала глоток из своей чашки.

– Нет, именно особенная… только описать эту особенность сложно, поскольку она лежит в области чувств.

– А причем здесь моя чуйка? – искренне удивилась я.

– Да не твоих чувств, а моих! – не менее искренне возмутился моей непонятливости Валерка, – я чувствую, что ты, видя изменения в окружающих, находишь для себя что-то ценное.

– Звучит бредово. Ты чувствуешь, что я нахожу, но при этом я сама ни сном, ни духом. Валер, ты хоть сам понимаешь, как оно звучит?

– Как звучит, так и звучит, – в его голосе послышалась обида, – это вопрос веры.

Я обреченно вздохнула, ставя чашку на стол:

– Слушай, ну неужели ты по-прежнему серьезно веришь в мою божественность?

– Я не верю в твою божественность, – ответил он твердо, глядя прямо в глаза, – Я просто знаю, что ты богиня. Только не такая, как в древних мифах или современном фэнтези. Ты существо другого порядка, которое неизвестно по какой причине существует в этой физической оболочке

– Американцы говорят, что если выглядит как утка, ведет себя как утка, крякает как утка, значит это утка.

– Дураки твои американцы, поскольку на этом обывательском принципе построены шпионские маскировки.

– Значит, я утка-шпион?

– Значит, ты другая, – не поддержал шутку Валерка, – хочешь того или нет, веришь или нет, но ты другая.

– Хорошо, другая, – согласилась я – и что теперь?

– Ничего, живи дальше, – он усмехнулся на мое недоумение и пояснил, – я не всеведущ, поэтому понятия не имею, зачем ты живешь средь нас. Просто, на мой взгляд, ты должна как можно реже сравнивать свой путь с другими людьми и не комплексовать, находя свою дорогу.

– А разве такое справедливо не для всех людей?

– Теоретически – да. Практически – глобальное большинство выравнивает свой путь по наезженной колее. Тебе так нельзя.

Я подумала и вернулась к шоколаду. Валерик, последив немного за постепенным уменьшением уровня жидкости в моей чашке, тоже безмолвно взялся за свое латте. Больше мы об этом не говорили.

Однако стоило только выйти на улицу, как разговор продолжился без нашего участия. Сначала прямо перед носом с криком «Дорогу!» пронесся пацан на велосипеде. Ему в спину громко завозмущалась едва не сбитая мадам в деловом костюме, поведав всем и всям, как именно нужно выбирать себе путь. Но окончание ее речи было полностью заглушено рокотом подъехавшего джипа и несущимся из его открытых окон надсадным хрипом Высоцкого, возвещавшего:

«Колея это только моя, выбирайтесь своей колей».

Хитро улыбнувшись, словно все было им подстроено заранее, Валерка подмигнул и с наигранным пафосно-менторским тоном возвестил:

– Владимиру Семеновичу можно верить!

За что и схлопотал от меня шутливый тычок под ребра.

Глава VII

Тем не менее, слова поэта прочно врезались память, став в течение нескольких дней своеобразной набившей оскомину мантрой. В мозгах, как в клетке, неуспокоенной птицей бился бесконечный рефрен: «Колея эта только моя…», и к середине следующей недели глаза автоматически скользили по сторонам, пытаясь углядеть если не саму колею, то хотя бы намек на нее. К счастью приближающаяся летняя сессия стала активнее вытеснять из головы всякую не относящуюся к учебе блажь. Однако тут по моим окончательно неуспокоившимся извилинам внезапно шандарахнул новый удар. И главное я была совершенно ни при чем. Никуда не лезла, ни во что не встревала. Спокойно собиралась после тренировки домой, улетев мыслями в недописанный реферат по экономике, как вдруг мощный аромат амурных чувств вышиб меня в реальность. Невольно оглянулась в поисках источника, и сразу приостановленные размышления о грядущей писанине окончательно покинули мою голову.

Взгляд уперся в твердокаменного Тимура. Того самого Тимура, который к радости моей чуйности, практически не фонил чувствами. Теперь же он выдавал просто невероятный всезаглушающий своей мощью поток влюбленности. Но дело даже было не в мощности, а в том, что он смотрел на Симку, тринадцатилетнюю детдомовку, которую я сама привела к нему в клуб где-то с полгода назад.

Правда, внешне все выглядело весьма обыденно-обыкновенно. Ну, наблюдает тренер внимательно за одной из учениц – так у него работа такая наблюдать. Наблюдать, поправлять и обучать, что, собственно говоря, и происходит. Если б не моя чуйность, то нестандартность ситуации так бы и осталась тайной. Тем более что, подойдя к Симке, Тимур Рустамович ни словом, ни жестом не проявил своей страсти. Просто сымитировал удар левой, после чего пнул девчонку в голень, показав недостаток ее защиты. В общем, обычная тренерская работа, которую я наблюдала уже года полтора. Вот только никогда ранее, даже при работе с такими же девчонками как Симка, от пожилого спецназовца даже намека на любовно-сексуальный запах не приходило. А тут такой