Сдавил… Поднажал. В лице Перевалова появилась какая-то неопределённость, удивление и лёгкое любопытство. Поднажал ещё. Губа доктора дёрнулась, он зашипел. Но руку почему-то выдернуть не пытался. Наверное, чтобы не выглядеть смешным. Тогда варнак просто рванул эту руку на себя, резко, но сдерживая силу, боясь дать чувствам волю. Лицо доктора стремительно приблизилось, впечаталось в прутья решётки. Он охнул и осел, сполз по прутьям, падая на колени.
— Пастырь, — сказал варнак, не отпуская руку, продолжая стискивать. — В смысле, Шеин. Пётр Сергеевич. Ни о чём не говорит фамилия?
Перевалов поднял искажённое болью лицо, на котором отпечатались и наливались кровью две рубчатых полосы, оставленные арматурой. Взгляд его сейчас был рассеян и туп — похоже, контузило доктора слегка.
— Фамилия?.. — переспросил он, с трудом, кажется, соображая, что происходит. — Шеин? Н-нет… кажется. Или…
— Или..? — бросил Пастырь, цепляясь за его лицо колючим взглядом.
— Но… — промямлил доктор. — Вы хотите сказать, что… О-о-о! — простонал он, мотая головой. — Не может быть! А… вы… А откуда вы…
Врач замолчал, не переставая отрицательно мотать головой.
Пастырь отпустил, небрежно отбросил его руку, преодолев желание дёрнуть ещё раз. Лекарь торопливо отодвинулся от решётки, принялся растирать конечность.
— Послушайте, — заговорил он. — Послушайте, Пётр Сергеевич, всё не совсем так, как вы…
— Заткнись, — бросил Пастырь, отходя к стене, усаживаясь на грязный матрац, валяющийся на цементном полу.
— Вы не думайте, у нас с Еленой…
— Заткнись! — рявкнул Пастырь.
Перевалов вздрогнул, замолчал. И только продолжал отрицательно качать головой да ощупывал лицо. Потом засмеялся.
Пастырь удивлённо посмотрел на гомерически хохочущего доктора.
— Вот же дьявол какие шутки шутит! — пояснил хирург, когда отсмеялся. — Да нет, вы не думайте, я в своём уме. Просто поражаюсь, как всё… До чего же любит жизнь закручивать сюжет и сталкивать людей лбами. Даже когда всё валится в бездну и никто никому уже ничего не должен, даже тогда!
— Никто никому, говоришь? — нахмурился Пастырь. — Ничего?
— Да, я виноват перед вами, — покривился док, ощупывая вспухшие и стремительно багровеющие рубцы от удара о решётку. — Не спорю. Если мыслить старыми, отжившими своё, категориями, то я, как бы… В общем, простите меня, Пётр Сергеевич.
— Бог простит, — отозвался варнак.
— Понимаю, — кивнул Перевалов.
— Отжившими, значит?.. Ты, видать, уже на новую жизнь настроился? Нравится здесь?
— Жить можно, — лекарь пожал плечами, покашлял. — Вариантов-то у меня всё равно нет.
— Варианты всегда есть, — возразил Пастырь.
— Ну, это… демагогия, знаете ли. Как там, в городе?
— Врачей очень не хватает.
— У-у… угу… А знаете, кто больше всего пострадал от этой болезни?.. Да-да, врачи и пострадали.
— И давно ты здесь… страдаешь?
— Ну, если я не ошибаюсь, что сейчас октябрь, то уже где-то четвёртый месяц.
— Что ж тебя до сих пор не стрескали, док? Или откармливают?
Перевалов улыбнулся.
— Ребятам нужен врач, — охотно пояснил он. — Сами понимаете. И умный человек, способный помочь и подсказать, им тоже нужен.
— Вот как? Ты, значит, типа ферзь? При хане.
— Вы, Пётр Сергеевич, напрасно так агрессивны. Понимаю, что я вам неприятен, но…
— Ты, лекарь, Вадьку в этой шобле видел? — перебил варнак.
— Вадьку?.. В смысле, вашего Вадима?.. Н-нет, — покачал доктор головой. — Нет, не видел.
Что-то в его лице не понравилось Пастырю.
— Темнишь! — сказал он, вглядываясь в лицо сокамерника.
— Да нет, нет, Пётр Сергеевич, не видел, правда, — Перевалов поднялся, отошёл к кровати, уселся, растревожив скрипучие пружины. Достал пачку сигарет, чиркнул спичкой.
— Я же тут не всех знаю, — сказал он, шумно выпуская струйку дыма, не переставая ощупывать лицо. — В медпункт мне надо…
Порылся в прикроватной тумбочке, достал какой-то пузырёк, кусок ваты. Принялся обрабатывать рубцы.
— Я видел лицом к лицу от силы процентов сорок ребят… Хорошие ребята… Не озлобились, не озверели, в отличие от нас, взрослых, — продолжал он, достав из тумбочки зеркало, едва касаясь ваткой пораненной кожи и морщась при каждом прикосновении. — Ох, попортили вы мне фотографию… Ладно, главное, кости целы… А Вадима — нет, не видел… Вы уж меня простите, Пётр Сергеевич, думаю, вы и сами понимаете, что вам лучше приготовиться… с-с-с! больно, зараза!.. что вам лучше приготовиться к худшему.
— К худшему ты сам готовься, — покривился Пастырь.
Перевалов оторвался от своего занятия, бросил на варнака быстрый взгляд, глубоко затянулся.
— А я всегда готов, — усмехнулся он. — Я ж пионер.
— Всем ребятам пример?
— Ага, — хохотнул доктор. — Нет, знаете, правда, Пётр Сергеевич, я за это время, с ребятами, как будто сам помолодел! И что я не пошёл в свое время в педагогический, дурак!
— Дурак, правда, — подтвердил варнак. — Смотрю я на тебя и удивляюсь. Жизнерадостный идиот какой-то, пополам с мазохистом… Что она в тебе нашла?..
Лекарь отбросил тампон, сунул окурок в консервную банку, заменяющую пепельницу. Посмотрел на Пастыря. Усмехнулся.
— Я то же самое про вас думаю, Пётр Сергеевич, — сказал он, критически поглядывая на собеседника. — И что эта удивительная женщина в вас нашла?!
18. Мясник
С Еленой Перевалов сошёлся почти за полгода до того, как всё рухнуло, до прихода в город бандитов, до того, как умер прежний главврач и на его место был назначен он. Познакомился случайно, через своих знакомых, живущих в одном с Еленой подъезде…
Да, да, Олег и Надежда. Волошины, с пятого, да.
Он справлял у них робкий и скучный Новый год — податься было некуда, а одному в своей холостяцкой квартирке, в чахнущем городе, сидеть не хотелось, вот и принял приглашение. У них же была и Елена.
Завертелось всё как-то сразу, быстро и сумбурно. Наверное, так оно и бывает в предвидении возможной скорой смерти, когда люди торопятся отхватить у жизни всё, чего она им недодала. Никаких разговоров о чувствах не было. Он понимал, что она просто тянется к мужскому плечу в трудное время, боится, цепляется за него, хочет ощутить напоследок ещё раз некое подобие простого и тёплого женского счастья. Ему она понравилась сразу, поэтому он не стал упираться — воспользовался её состоянием и старался дать ей взамен как можно больше.
В апреле она забеременела. Он сомневался, что всё
