Это ты хорошо придумал, — кивнул Пастырь. — Удобно.
— Что сказат этим хочешь? — покосился Михай.
— Да ничего, — отмахнулся варнак. — Живи как знаешь.
Пока хлебали скудное картофельное варево, не произнесли ни слова. Не о чем было говорить, да и не хотелось.
Тянул по-над головами северный ветер — степенно-неторопливый и зябкий, — обещал скорый снег. Вдалеке, за холмами и рощами притаился, как раненый зверь, Михайловск — лежал и ждал нового рассвета, который, может быть, оборвёт агонию, подарит долгожданную окончательную смерть. Или жизнь.
— Говорил тебе, не ходи туда, — произнёс Михай. — Говорил же…
— Я вот про пацанов думаю… — отозвался Пастырь. — Как они там?
— Ты — о них?!
— О них.
— Ой, дэ́влэчко!..[9]
Михай поднялся, отошёл к вагончику. Вернулся с охапкой хвороста, подбросил в огонь.
— Идти нужно в город, — сказал Пастырь. — Погибнут же пацаны. Кто в городе живой остался, те их ненавидят. Бандиты подтянулись… Идти надо.
— Я не пойду с тобой, — покачал головой цыган.
— А я и не зову. Зачем ты мне там? Чтобы остальных поубивал?
Михай опустил голову, скрипнул зубами.
Скрипи, не скрипи, цыган, а будешь ты теперь до конца дней своих помнить эту девочку — глаза её детские испуганные, как дрожала она от страха, как лежала в траве, твоей рукой убитая. Месть — это вспышка, секунда. А жизнь — долгая. И сейчас-то нет тебе никакого удовлетворения от мести, а только вина. А потом и вообще свету не взвидишь.
И никуда ты не денешься, Михай, пойдешь завтра со мной, поплетёшься вину свою искупать. И если всё сростётся, будешь этим пацанам как отец родной. Будешь биться за них и единственной своей рукой глотки рвать бандюкам…
Хотя… Чёрт тебя знает… Попадутся тебе там знакомцы, которые… и захолонёт опять сердце цыганское… Ох-ох-ох… Непросто всё. Сам-то ты, Пастырь, что делал бы на его месте? Не кинулся бы ты рвать эту шпану?..
И что это, Пётр Сергеевич… Ты уже решил, что ли? Неужели пойдёшь завтра в город?
А куда ещё идти-то? Да и надо пацанов вывести из этого гадюшника. Аккуратно вывести, чтобы бандюки эти не прочухали. Ведро один не справится. И Хан бы не справился, а этот и подавно не сможет. И полягут тогда все как один пионеры.
— И ружжо не дам, извиняй, — сказал цыган.
Пастырь усмехнулся.
— Да я, что ли, прошу у тебя твою берданку? Если сильно понадобится, так и просить не стану — возьму и вся недолга.
Михай покосился, поворошил огонь, похрустел хворостом, подбросил.
— Бери, — пробормотал пожав плечами. — У меня кнут ест.
— Кнут! — хохотнул варнак. — Это здорово, Михай!
Цыган недовольно глянул на варнака, поднялся. Сходил в вагончик и вернулся со старым длинным кнутом, с витой рукоятью, отполированной временем и цыганскими руками до тёмного блеска.
Остановившись, небрежно взмахнул рукой.
Возле Пастырева уха вдруг сгустился, завибрировал воздух, тугим шариком ворвался в слуховой проход, больно надавил на перепонку. Варнак невольно дёрнул головой, поморщился, охнул. А Михай подбросил в воздух хворостину и одним лихим взмахом рубанул её в полёте пополам. Ещё взмах и шею Пастыря обхватила, сдавила длинная ременная змея. Дробина, вплетенная в фол, больно ударила в затылок. Варнак невольно потянул воздух, вцепился в ремни, а цыган улыбнулся, бросил ему на колени рукоять — выпутывайся, дескать.
— Ничего! — согласно кивнул Пастырь, сняв с шеи эту удавку, полюбовавшись на работу плётчика. — Но это только со шпаной так махаться. Да и то с двумя-тремя, безоружными. А в городе — бандиты. Не двое и не трое. С калашами.
— Это не моя печал, — ответил цыган. — Уйду в Закурдаево. Давно собираюс. Там наши жили. Может, найду кого.
— Ну-ну, — усмехнулся варнак, прихлёбывая налитый цыганом травник.
— А ружжо — бери. Тебе оно надо будет. Только патроны шест штук осталос. Больше нет.
— Спасибо, — кивнул Пастырь.
— Яс састо, — буркнул, отмахнувшись, цыган. — Не за что.
— Как-нибудь справимся, — продолжал варнак. — Главное — до пацанов добраться. Там у них сейчас Ведро за старшего… если жив. Нормальный парень. У них калаши есть, так что не пропадём. А бандиты, думаю, свалят из города не сегодня-завтра. А не свалят, попробуем разминуться. Через завод можно будет уйти потихоньку. Уведём пионеров в деревню, подальше от города, там и перезимуем.
— Я не пойду с тобой, — повторил Михай, щурясь в варнаковы глаза. — Не думай.
Пастырь пожал плечами — ну не пойдёшь, так не пойдёшь.
Цыган достал трубку, неторопясь набил. Раскурил, пыхая, задумчиво глядя в огонь.
Дым, подгоняемый неспешным ветром, закружил над огнём костра, взметнулся вверх, поплыл в луга, туда, где одиноким холмиком приютилась свежая могила.
А закат разливался по небу лужей крови.
Примечания
1
Нанэ́ цыг. нет.
2
Гаджо́ цыг. обращение к не-цыганам.
3
Рома́ цыг. цыгане.
4
Тхуло́ цыг. говно.
5
Рогатые цыг. жарг. менты.
6
Дав тукэ дума цыг. говорю тебе.
7
Лачо́ бриши́н цыг. добрый дождь.
8
Бахтало́ дром тукэ цыг. доброй дороги тебе.
9
Ой, дэвлэчко цыг. Ох, боженька!
