На людей глаза подняла, а ноги её еле держат. По толпе тавритов вздох прокатился, у людей слёзы на лицах, обида и злость. После таких вот «Туриц» бунты в общине и вспыхивают. Так что будь осторожна…
– Ладно тебе, дедушка, – ответила Лиска. – Сейчас домик средненький выберем и пойдём там «мен» свой устраивать.
Она огляделась по сторонам. Прежде Таврита строилась из крупных бревенчатых срубов, небольшие окна которых вздымались метрах в двух над землёй, а в глубоких погребах хранилось мясо, коего в прежние времена хватало в избытке. Но после войны быков почти не осталось. Улицы теперь полнились низкими, вросшими в землю избёнками. Молодые семьи жили впроголодь и не видели в погребах смысла.
– А почему нужен средний дом? Может лучше какой-нибудь побогаче? – хотел понять замысел Лиски скиталец.
– Сразу видно, ты с людьми в домах не жил, – поддела девчонка. – В бедненьком Тепле ничего не возьмёшь, там одна надежда у родителей – сын крепкий или красавица дочка на выданье. А в богатом доме тебя обманут легко: могут с охраной дружить, или даже с самим городничим якшаться. Ты к богачам с тёмненьким дельцем на голубом глазу не подкатишь, они тебя в яму посадят. А в средненьких домах... – Лиска загадочно улыбнулась. – В средненьких домах такие люди живут, кто больше всех хочет. Они к добру руки тянут и за место своё в городище ещё не боятся.
Олег оглядел Лиску с головы до самых пят:
– Ты у таких людей что ли зимуешь?
– А у бедных может дровишек на Зиму не хватить, – ответила ему сирота очень серьезно. – А я не дура, умирать вместе с нищей семьёй у холодной печи.
Она долго водила скитальца по улицам, выбирая подходящую избу. Олег же прислушивался к городской тишине. В Тавриту он захаживал, но не часто – нечего было тут делать. За слова в общине не давали и крошки, а работы наёмника так вообще не представится. Разве что сборщиком серебра – ясаком, но такое занятие Олегу было не по душе, да и чужих туда вряд ли брали. С каждым годом в Тарвите становилось всё тише – нигде не слышалось мычанья быков.
Прежде, с началом весны, когда из-под снега поднимались первые травы, скотоводы выходили на заготовки кормов. Тавриты тратили на работу почти что всё лето и не было в те времена занятия важнее. Но сейчас поля зарастали бурьяном, а над Тавритой стояла такая тишь, что только треск насекомых радовался жаркому дню.
– Совсем обеднели… – обронил Олег себе под нос невесело.
Но Лиска и не слышала этого, она увлечённо искала свой «подходящий» дом средь избушек на улице. Наконец девчонка смело постучала в большую избу, построенную по-старому – с высокими окнами.
– Если женщина – матушка, если мужичок – батюшка, если старушка – бабушка, если старичок –дедушка, – быстро шептала она, сжимая лямку сумочки с серебром на плече.
– А если ребёнок?
– Шпынь подкраватная! Терпеть детей не могу! – хихикнула Лиска. Дверь перед ней тот же час отворилась. На пороге стоял хмурый мужик, заросший бородищей и длинными волосами. Грубая рубаха, сшитая из лоскутов, была разорвана на нём до груди. Из душного помещения пахнуло кислым запахом браги.
– Батюшка, слава Велесу, добрый хозяин дома! – счастливо воскликнула Лиска. – Все-то ноженьки мы сбили в дороге, только чтоб с тобой, батюшка, повидаться! Родной, приветь добрым словом, да позволь товарочки тебе показать!
По лицу мужика было видно, что его будто обухом огрели по голове:
– Кто такие? – только и смог пробурчать человек, а Лиска будто того и ждала. Она споро затараторила, нажимая на отдельных словах:
– Батюшка, мы к тебе шли, как только нашли товарочки, так сразу пришли, ты помнишь? На третий день до Купалы возле речки встречались, ты воду брал, а я торговала, ты помнишь? Просил у меня товар по разную цену, я-товар-то продала, да позабыть о тебе не могла, общины все обошла, ноженьки сбила, у всех людей погостила, всё искала, что тебе принести, да сложней было свезти, когда товар с руками рвут, просят продать иль обменять, а я только тебе несла, ни на кого не смотрела, ни о ком больше не думала, такую вещь никому не продала, только тебе, батюшка принесла, так будешь брать-то?
– Чего брать? – совсем ошалел мужик от Лискиной скороговорки.
– Серебришко, – девчонка показала из сумки краешек разбитой детали. – На мяско меняю, немножечко – мне сироте, и попутчику моему…
Повисла тишина. Мужчина попытался придать хмельному взгляду солидность, хотя было видно, что его словно с печи уронили.
– Буду, но не здесь. За мною идите…
Он вышел за порог и плотно прикрыл дверь в избу. Не оборачиваясь, хозяин дома захромал вдоль по улице. Лиска поспешила за ним, а вот скиталец чуть задержался и внимательно приглядывался к тавриту и его неровной походке.
– Ну, ты чего? – Лиска поманила Олега рукой. Скиталец подтянул автомат и двинулся следом. Вместе они прошли через срединное кольцо городища, между изб и дворов – мужик старался выбирать путь вне глаз дружинников на детинце – это не так уж и волновало, пока таврит не вывел скитальца и девочку за ворота, к руинам. Несколько минут они шли закоулками, возле сгоревших домов, и очень скоро даже Лиска начала беспокоиться оглядываться.
– Как только сниму автомат с плеча – сразу беги… – шепнул ей Олег. – Хромота у него на войне заполучена – такое не забывается.
