счастливы своим детством, а Саша своей юностью. Никакого чувства вины, совершенно. И в глазах приятелей он вырос, теперь ему было чем реально похвастаться, о чём реально поржать.
В апреле он ушёл в советскую армию. Мама так боялась, что его отправят в Афганистан, что у неё развился нервный тик. Она всё простила ему. Жаль, конечно, но что теперь поделаешь? Подождём ещё лет пять. С очереди ведь не сняли, просто отодвинули.
Сестре и брату однозначно стало легче дышать без Саши. Отец возлагал на армию большие надежды.
Так и случилось. Через два года вернулся из Заполярья, из внутренних войск, совершенно другой Саша. Перебесившийся и переродившийся. Усатый. Молчаливый. Красавец. Неожиданно для всех, спустя всего пару месяцев после демобилизации, он женился.
Теперь он жил на другом конце города, в квартире жены. Устроился на завод и поступил в тот же институт, из которого вылетел, на заочное отделение. Навещая родителей, он всегда испытывал чувство вины. Старался не смотреть в глаза ни маме, ни отцу. Но однажды посмотрел с неподдельным удивлением. Разговор зашёл о прописке. Предки не собирались его выписывать, предки хотели прописать у себя его жену.
Очередь на квартиру опять подходила, и опять новый дом улучшенной планировки готовился к сдаче. На дворе моросил 1990-й год, и никто даже представить себе не мог, какая полынья, какой омут ждёт их всех со дня на день, и продолжали жить, ничего не боясь.
– Пусть принесёт свой паспорт, я сама схожу. И как можно быстрее. Мы получим четырёхкомнатную квартиру. И места хватит всем. Андрюше, Оле, нам с отцом и вам с Ириной.
Саша сдержанно радовался, жить с тёщей не доставляло ему большого удовольствия. А во-вторых, этот район, как ни крути – Родина. Сделали, как просила мама, и результат как-то вдруг превзошёл все ожидания. Четырёхкомнатной квартиры им не досталось, все уже распределили, но в соответствии с бесчеловечными советскими законами, молодым оставили «двушку», мыслимо? Под Новый год и предки, и молодые отмечали новоселья.
Саше предстояло в квартире, в которой он провёл детство, провести и следующий этап своей жизни, насколько счастливый и продолжительный, зависело теперь только от него. В целом всё получалось нормально. Ребёнок здоровый. Второй тоже. Дом не полная чаша, но и не нищенствовали. Телевизор, холодильник, стиральная машина. Работал он на том же заводе. Закончив ВУЗ, инженерить не стал. Долго ещё оставался в бригаде настройщиков. Денег больше. Пришлось, конечно, помучиться в девяностые годы. И даже поголодать вместе со всеми во время войны. Но постепенно, мало-помалу всё наладилось. Даже приличный автомобиль купили, очередную советско-американскую разработку.
Собственно, всё… Дальше пиво, дача, семечки, сериалы. Если бы пенсионный возраст не отодвинули, Сан Саныч жил бы сейчас в предчувствии скорого полного счастья. Ярко-серого, как небо седьмого ноября.
А ведь играл на гитаре когда-то. Читал Маркеса и Достоевского когда-то. Не представлял себя взрослым когда-то.
Редко-редко в разговорах с женой вспоминали те времена и делали вид, что грустят по ним. И в один из таких разговоров, когда Сан Саныч всё «якал», выпячивая свою значимость, зашла речь о деревьях, выросших перед окнами их квартиры, а потом и о самой квартире. И, наконец, о неисповедимости путей господних.
– Это же чудо!
– И я о том же. Что бы с нами сейчас было, если бы я тогда не попал в милицию? В лучшем случае мы с тобой тянули бы сейчас неподъёмную ипотеку, и вообще неизвестно, жили бы вместе или нет. Ведь какая жизнь без дома? Слава Богу, что надоумил меня тогда напиться. Ну, получили бы мы в 86-м году «трёшку» и что дальше? Что две комнаты на пятерых, что три, всё равно мало. Это был максимум тогда, можно, конечно, было бы подать потом на расширение, но….
– Не факт, что заявление приняли бы, не факт, что рассмотрели бы….
– Да и времени не было уже. 1990-й год. Край. А после Второй Гражданской за красивые глаза квартир уже не раздавали. Хоть и живём под красным флагом, а покупай, если надо. Одемократились.
Жена не хотела говорить о политике, помнила, что и у стен есть уши.
– Видела вчера твою сестру. Говорит, твой брат так отмудохал её сожителя! Как они живут там?..
– В суд подавать не будет?
Ирина пожала плечами.
– А если бы я в своё время не загремел в милицию, то и у нас была бы доля в той трёшке, – ухмылялся Сан Саныч, – и мы сейчас за неё из них обоих вытягивали бы свои бабки.
– И, скорее всего, по суду.
«Луковка наоборот», вполголоса съязвил Рыжов, не по-доброму улыбаясь.
Продолжение следует
Нет смысла спорить, конечно, что кто-нибудь ещё мог назвать их «молодыми людьми». Но тот, кто был действительно молод, взглянув на обоих, только усмехнулся бы. Да и они сами последнее время стали как-то нервно реагировать на эту фигуру речи. Океан молодости почти переплыли. На горизонте берег. Один из них поднёс к глазам подзорную трубу и грязно выругался. Второй его примеру не последовал. Он устал от плавания и будет рад любой гавани, даже самой скалистой. Отстегнём свои шпаги и как-нибудь высадимся.
– Я давно заметил, что с каждым прожитым годом неуклонно редеет частота везенья. В молодости я гораздо чаще оказывался в нужном месте в нужное время. И ведь ничего заранее не планировал, не рассчитывал. Всё, что называется успехом, удачей, само текло ко мне в руки. Сейчас нос держишь по ветру, отслеживаешь конъюнктуру, работаешь, как вол, разбрасываешь сети, а они возвращаются с одною лишь тиной морскою.
– Кто из нас это говорит? – задавался про себя вопросом второй собеседник.
– И всё реже захватывает дух. И сахар уже не сладкий, и вино не пьянит, и всё меньше положительных эмоций. Я последние годы не ждал даже не то что ярких, а хотя бы интересных знакомств. И вдруг твой звонок! И это была настоящая удача.
Хотя язык у него ещё не заплетался, было очевидно, что Орлов пьян. Когда он успел? Всего только час назад они закончили съёмки второго интервью, в котором Орлов изложил своё видение и современных и грядущих проблем отечественного искусства.
– Это глобальная индустрия пряничных сувениров. И нет никакого смысла спорить об их идейной начинке и тем более об их цене. Ибо сувенирный статус не предполагает ни широкой вкусовой гаммы, ни длительных сроков хранения. Сувенирный статус предполагает скорое возвращение вложенных средств.
