— Он был здесь. Ждал, когда я вошла. Сначала я его не заметила, так что он меня сильно напутал. Он решил, что это очень смешно. Сказал, что он социальный работник, который очень серьезно относится к своей работе. Вот он и решил, что зайдет к тебе домой, потому что ты слишком много пьешь. Спросил, не жена ли я тебе и не Энн ли Хендерсон, а потом заметил, что для алкоголика ты привлекаешь на удивление много женщин, — и интересно было бы знать, что они в тебе находят. Неужели я не могла найти себе нормального парня или это такое у меня извращение?
Пока она говорила, ее всю трясло, и мое сердце разрывалось от жалости. Я подошел, наклонился над ней и сказал:
— Теперь все нормально. Я здесь, и я тебя не оставлю.
Она ухватилась за меня и притянула к себе:
— Он сказал, что он твой друг, Джек
— Ладно… он тебя трогал?
— Нет.
— Уверена?
— Джек, он меня напугал.
— Все в порядке, я не вру. Мы ляжем в постель, я тебя обниму, и ничего подобного никогда больше не произойдет.
Она мне поверила. Когда она заснула, я еще долго лежал, глядя в темноту. Мне дико хотелось взять свою пушку и пойти прямо к нему и отстрелить его гребаную голову.
Так вышло, что эти мгновения оказали большое влияние на дальнейшие события. Если бы меня попросили назвать момент, в который я принял самое ошибочное свое решение, я бы назвал этот. Тогда все и началось.
Брендан Флод позвонил на следующий день в полдень. Сообщил адрес и рабочий распорядок Брайсона. Я спросил:
— Откуда вы все это берете?
— Господь помогает.
— Это точно.
— Я упомянул вас на собрании нашей группы.
— Группы?
— Мы встречаемся, чтобы вместе молиться, просить прощения, молить об излечении.
— Ясненько.
Разве?
— Мы будем упоминать ваше имя следующие девять недель.
Девять недель, девятимиллиметровый пистолет… оружие на все случаи жизни.
— Наверное, мне надо сказать спасибо.
— Не надо ерничать, Джек. Чудеса случаются. Посмотрите, как мне удалось исправиться.
Это-то меня и беспокоило.
Я позвонил Джюри и услышал сильно пьяный голос Кигана. Я спросил:
— Встретиться можем?
— Господи, сколько времени? В какой я стране?
— В Ирландии.
— А я, бля, решил, что уже домой уехал.
— Ты в состоянии найти заведение в три часа?
— Пивнушку?
— Нет, это кафе.
— Не паб?
— Нам надо поработать.
— Тогда пошли в пивную.
И он повесил трубку.
Я подумал, не взять ли с собой пистолет, но разве сам Киган — не достаточно мощное оружие для любого человека?
Он опоздал. Я заказал чай. Официантка сказала:
— У нас замечательные плюшки.
— Так говорит моя мать.
Она заинтересовалась, навострила ушки и спросила:
— Я ее знаю?
Пора было ее заткнуть, поэтому я сказал:
— Вряд ли, она умерла.
Больше никаких любезностей. Когда появился Киган и быстренько принял на грудь, он заметил, глядя на официантку:
— Первый неприятный человек, встреченный мною в Ирландии.
— Ты так считаешь? Она предложила мне плюшки.
— Да пошла она.
Несмотря на дурное расположение духа, он держался отлично. Я так и сказал. Он вытащил из кармана плоскую серебряную флягу с эмблемой Голуэя. Объяснил:
— Моя малышка мне подарила. Там потин.
— Poitin.
— Разве я не так сказал?
— Ну, разумеется.
Он отпил добрый глоток и сказал:
— Ну вот, официантка уже кажется симпатичнее. Хочешь принять?
— Нет, спасибо. Брайсон побывал у меня дома.
Я поведал ему о событиях последних дней, включая дочку Джеффа. Он заметил:
— Синдром Дауна. У меня на участке был парнишка, у него дочка была такая.
— Ну и как?
Он вдруг повеселел:
— Челсия. Вспомнил, ее звали Челсия. Знаешь, она была просто прелесть. Увы, мне пришлось ею воспользоваться, чтобы добраться до ее папаши.
— Что?
— Не строй из себя святую невинность. Я полицейский, не слишком симпатичный парень, по какой причине здесь и нахожусь, и мне портит настроение какая-то уродливая сука-официантка.
Он снова взглянул на нее. Она собиралась принести меню, но, заметив выражение его лица, передумала. Он сказал:
— Если бы кусок такого дерьма, как Брайсон, посмел появиться в моем доме и напутать мою женщину, я бы его закопал.
Он выглядел безумным. В уголках рта скопилась пена. Он продолжил:
— В прошлом году у нас в Клэпхэме появился серийный убийца. Начальство решило использовать одну из моих вольнонаемных в качестве подсадной утки. И не обеспечили ей надежной охраны. Те, кто ее подстраховывал, опоздали. Я успел.
— Что случилось?
— Он повалил ее на землю, сорвал с нее колготки, держал нож у ее горла и матерился. Я оторвал его от нее, и знаешь, что он сделал?
— Нет.
— Он рассмеялся мне в лицо и заявил, что через полгода выйдет и уж тогда ее уроет.
— И он бы вышел?
— Возможно, через еще более короткий срок.
— И что сделал ты?
— Помог ему упасть на собственный нож.
— Что?
— Что слышал. Не лучше ли нам пошевеливаться?
Я сказал:
— Глянь на угловой столик около двери.
Он посмотрел.
Хорошо одетый мужчина, явно в растрепанных чувствах, рассказывал о своих несчастьях пожилой паре. Они внимательно слушали, ловили каждое слово. Киган спросил:
— Что там происходит, он им вешает лапшу на уши?
— Добивается сочувствия. Особый тип мошенничества. Он рассказывает им на ломаном или корявом английском, что оставил маленький саквояж в углу кафе. Но он расстроен: кафе так много, все одинаковые. Все его ценности были в этом саквояже: билеты, паспорт, кредитные карточки.
— Хитрый засранец. Он что-то получит?
— Ему ничего не надо, меньше всего чего-то материального. Он наслаждается их сочувствием, их огорчением по поводу его несчастий.
— Ты его знаешь?
