что и она вначале, только с другой интонацией, с другим смыслом.
– Привыкла, – зябко поводит плечами Тея, – главное, что мне стало лучше. Первые недели так кошмарило – ты не представляешь.
– Страшно, наверное?
– Страшно, – не лукавит, говорит, как есть, – особенно оттого, что никто ничего не понимает. Мне даже не говорят, сколько еще здесь сидеть.
– Это я тебе могу сказать.
– Серьезно?
В ее глазах теплится надежда.
– Да, серьезно. Я знаю, что Кристина связывалась с Лайком. Тот обещал найти недостающую сумму на твоего бионика.
– Откуда ты узнал?
Лукавая улыбка вновь искривляет краешки его губ:
– У меня много сговорчивых ушей.
– Сговорчивые уши? – смеется Тея, – Смотри, не ходи в логово филологов, они тебя растерзают.
Тут повисает пауза, за которую до нее доходит смысл его слов:
– Так они меня не выпустят, пока не привезут бионика?
– Увы, да.
В ее взгляде мелькает что-то странное: острое, раздраженное, холодное. Но лишь на мгновение. Необычное выражение тут же сменяется привычной оптимистичной мордашкой:
– Ну что ж. Не так я себе представляла апгрейд до бионического тела, но уж лучше так, чем никак. А по срокам ты что-нибудь знаешь?
– Насколько я понял, зависит от Лайка.
Та фраза, которую Тее меньше всего хочется слышать. Вот уж кому бы она не доверила свою судьбу.
Мишка будто читает ее мысли:
– Кристина ему верит. Она мне сама сказала, что он любит ее до умопомрачения, и сделает все, чтобы поскорее достать нужную сумму.
– Этого «все» я и боюсь, – качает она головой и вдруг спохватывается, – Погоди, Кристина тебе сказала? Так вот кто твои сговорчивые уши!
Мишка едва справляется с импульсом стукнуть себя по лбу. Надо же было так проколоться! Он не хотел, чтобы она знала, что он разговаривал о ней с ее сестрой, выспрашивал, переживал.
Но теперь она знает. Он читает это в ее глазах, в которых теперь плещется осознание и понимание. Осуждает? Смеется? Но нет, теплая улыбка озаряет ее лицо.
– Я по тебе скучала.
Столь простое, столь искреннее признание. Но, черт его дери, которое опять можно трактовать двояко. Дружбу между мужчинами и женщинами надо запретить на законодательном уровне. Или ввести уже в русский и международный языки специальные слова для дружеского аналога чувств вроде «скучаю» или «люблю». Неужели за тысячелетия путаницы так никто и не додумался до этого? Эй, разве во френдзоне не сидел ни один лингвист? Мог бы хоть заняться чем-нибудь полезным, составить словарик.
Все эти мысли проносятся в его разуме за пару секунд, вся его растерянность и злость остаются невысказанными. А вслух он говорит:
– Я тоже по тебе скучал.
И от этих слов тепло разливается по его душе, успокаивает, убаюкивает. Он и правда страшно скучал по ней. Стоило им закрыть Тею в изоляторе, как он сразу осознал, что потерял. Два года работал с ней бок о бок, вынашивал какие-то неосознанные, несформулированные чувства, воспринимал ее, как должное. Это как с пресловутым голубым небом: пока оно у тебя над головой, скользишь по нему безразличным взглядом. А переезжаешь на Титан в эту оранжевую муть – и с тоской вспоминаешь каждый оттенок невероятной лазури, которая, оказывается, так радовала глаз на Земле.
Вот и эта занудная, упертая до невообразимости мелкая зараза. Бухтела, докапывалась, вгрызалась в свои булки, не хотела слушать никаких аргументов против Лигеи, бесила его иногда до дрожи в каждом мускуле. И ты посмотри, жизни без нее никакой. Сидит пичужка в клетке, а у него сердце кровью обливается.
В их взглядах сейчас столько невысказанного смысла, столько притяжения. Еще чуть-чуть – и от напряжения треснет переборка, взорвется и осыплется на пол осколками. Вместо этого она внезапно темнеет. По всем отсекам отключается свет. «Запуск Солнета» – отрешенно думает Мишка, он и проморгал со всеми этими амурными переживаниями. «Сейчас включится» – успокаивает он себя.
Вместо этого запускается аварийное освещение. Работает запасной генератор.
– Миша? – зовет испуганный голос из-за переборки, – Что происходит?
– Перезапуск генератора.
– Он же всего на секунду?
– Кажется, что-то пошло не так. Ты погоди, я схожу, узнаю.
– Нет! – резкий выкрик, в голосе – неприкрытая истерика.
Мишка молчит, ошарашенный.
– Прости, – произносит Тея уже спокойнее, – понимаю, сейчас не лучшее время это говорить, но я…
«Что «я»? Не томи, бестия!»
– … я боюсь темноты.
– У тебя там нет света?
– Нет, хоть глаз коли.
– Ладно, успокойся, я тут, в одном шаге.
– Поговоришь со мной?
– А чем я, по-твоему, занимаюсь? – усмехается Мишка.
Тея краснеет в темноте. Да, сморозила глупость.
Ее напарник опускается на пол возле переборки, пытается связаться с кем-нибудь с базы, но в эфире полная тишина – внутренняя сеть обвалилась вместе с генератором. Вот на кой ляд они хранят в Центральном набор древних раций.
– Ты только не молчи, – слышится приглушенный испуганный голос.
– Не молчу. Пытался с нашими связаться.
– У тебя тоже модуль связи не работает?
– Нет. Ничего, наверное, просто сбой. Скоро включат.
– Знаешь, что? Лучше сбегай до пропускного, спроси, что происходит.
– А ты?
– Потерплю. Я же взрослая девочка, обойдусь без плюшевого мишки.
Он смеется в ответ, а потом серьезно добавляет:
– Ладно, я мигом. Одна нога там…
– Иди уже, пока я не передумала!
Он подчиняется и отправляется к пропускному. Сначала – быстрым шагом, потом переходит на бег. Уж кто-кто, а он знает, какого это – жить с фобией. Не стоит оставлять ее одну надолго.
На пропускном пусто.
– Да твою ж мать! – громко сообщает Мишка в пространство, и ругательство эхом расходится по коридорам.
Он мечется по ближайшим блокам, но рядом никого нет. Прикидывает время бегом до жилых отсеков – минут семь туда, еще столько же обратно. И неизвестно, сколько там. Нет, на такой срок Тею оставлять нельзя.
Мишка возвращается назад, зовет ее. Тишина. Сердце сбивается с ритма.
– Тея? Тея, ты там? – спрашивает он еще раз и прижимается к переборке ухом.
Ему кажется, что он слышит отдаленные всхлипы. Или поскуливания?
– Тея, я вернулся!
Тишина.
– Ну же, отзовись! Что там с тобой?
Он опять припадает к переборке, напрягает слух до максимума. Опять тот же отдаленный поскуливающий набор.
Что делать? А если у нее истерика? Вдруг она задыхается? Может, шок? Обморок? Да что угодно может случиться, если бросить человека наедине с его страхом. И надо было ее послушаться и уйти! Идиот!
Его взгляд падает на электронный замок, который слабо подсвечивается в неверном свете аварийных ламп. Может?
Нет, это безответственно. Он уже рискнул ее безопасностью и предложил принести чертов ящик в жилой модуль. И теперь из-за него
