предстоит столкнуться.
Атлатль сел, обхватив руками колени, и, глядя на виднеющиеся впереди ледяные скалы, задумался о том, как ему выступить против Бога-Черепахи.
Разговаривают ли боги так же, как люди?
И ответит ли бог, если Атлатль погрозит ему кулаком за то, что тот уничтожил племя?
Стоило только вспомнить о громадном короткомордом медведе, чтобы понять, как сильно уязвим человек без племени. Насколько бог, способный сотворить такой потоп, окажется страшнее короткомордого медведя?
Повергнет ли его Черепаха за то, что он посмел усомниться в божественном промысле?
Несмотря на страх, Атлатль снова почувствовал, как в нем вскипает гнев.
– Вавацека, – произнес он вслух. – Когда-то ты ходила по земле. Ты пела, учила и утешала. Бог-Черепаха отнял у тебя жизнь.
Юноша издал громкий пронзительный клич в знак траура по бабушке.
– Киви, – продолжил он. – Когда-то ты ходил по земле. Ты пел и смеялся. Бог-Черепаха отнял у тебя жизнь.
И опять он затянул свой траурный напев.
– Нуна, – прозвучало далее. – Когда-то ты ходила по земле. Ты пела и танцевала. Бог-Черепаха отнял у тебя жизнь.
Когда Атлатль пел траурную песню по каждому из них, он чувствовал, как на глазах вскипали слезы.
Но гнев и решимость снова вернулись к нему. Он встретится лицом к лицу с Черепахой и тем самым почтит память всего племени.
Атлатль опустил руку в сумку и нащупал мешочек с красной охрой. Исполнив еще несколько траурных песен, он раскрасил себе лицо.
А после продолжил путь к Горе призраков.
* * *
Атлатль вспомнил рассказы охотников о Горе призраков: это мир, покрытый льдами с востока на запад и простирающийся на север до самого края земли.
Теперь, когда юноша увидел гору собственными глазами, он все понял. Действительно, по ту сторону долины с востока на запад, насколько он мог охватить взглядом, тянулись заснеженные склоны Горы призраков. Он представил себе покрытый льдом горный хребет, простирающийся на север до самого края земли. Ничто не могло обитать на этой земле, скованной льдом, кроме, возможно, самих богов, которые не хотели, чтобы люди вторгались в их жизнь.
С высоты холма Атлатль разглядел на южном склоне стены выступ, походивший на огромный язык: на нем виднелось еще больше льда, а у его основания лежало множество гигантских ледяных глыб, отколовшихся от стены. По всей вершине ледяного выступа параллельными полосками были рассыпаны камни и гравий, будто эти обломки обрушились с огромных ледяных стен, возвышавшихся позади. Из-под основания выступа вытекали потоки воды: извилистые реки разной ширины петляли между островками гравия.
Атлатлю не было видно, что скрывалось за этим ледяным языком, но казалось, что наводнение пришло именно оттуда. Вот куда ему нужно попасть, чтобы узнать, почему начался потоп. Он стал спускаться вниз, в долину.
Когда юноша добрался до самого низа, его ноги совсем промокли в ледяной воде. Он дрожал. Если бы не кожаная одежда, то пройти этот путь он бы не смог.
Атлатль вышел к очередному мелкому ручью, вытекавшему из-под основания ледяной горы, и вдруг замер от страха, увидев след огромной лапы какого-то животного. Он был не один: целая вереница следов тянулась от горы на юг.
Неужели это короткомордый медведь?
Атлатль огляделся, но не заметил вокруг никакого движения.
Дрожь пробежала по его телу, но вовсе не от холода. Стопы юноши легко помещались в центре каждого из этих следов. Они отпечатались настолько отчетливо, что можно было даже разглядеть отпечатки когтей. Атлатль встал на колени и положил руку на землю: когти зверя были длиной с его ладонь.
Атлатль вопросительно посмотрел на Тигренка. Тот никак не реагировал на запах следов. На замерзшей земле не было видно свежей грязи, и это означало, что следы могли появиться здесь и несколько дней назад.
Чтобы побороть страх, Атлатль решил поговорить с Тигренком и указал на вершину Горы призраков:
– Туда никак не забраться. Да и незачем. Какой бог будет селиться так высоко?
Тигренок снова ничего не ответил.
– Оттуда течет вода, значит, там и живет Черепаха, – добавил Атлатль, указывая на западный край ледяного языка. – Я зашел уже слишком далеко. Медвежьи это следы или нет, но я не собираюсь здесь останавливаться. Если хочешь, можешь остаться тут – я все пойму.
Тигренок молча последовал за ним.
* * *
Из-за облака, нависавшего над ледником, Атлатлю не было видно солнца, но когда они дошли до того места, где ледяной язык выходил из горы, он понял, что наступил полдень. Этот выступ не был таким высоким, как стена Горы призраков, но казался не ниже огромного дерева. Теперь им предстояло обогнуть язык с юга, чтобы увидеть, что находится за ним.
Когда Атлатль добрался до южной оконечности ледяного языка и начал обходить ее, он впервые с самого начала путешествия ощутил, что направление ветра изменилось. До этого ветер шел с севера, с гор, но внезапно стал дуть прямо ему в лицо.
– Неужели буря? – спросил юноша Тигренка и посмотрел вверх, чтобы увидеть, не изменились ли облака. С ветром до него донесся негромкий протяжный стон.
Атлатлю были видны только льды справа от него и гравий с ледяными торосами – слева. Впереди открывался край ледяного языка, загибавшийся к северу.
– Наверное, боги и правда поджидают нас, – мрачно сказал юноша зверю. Протяжный стон заставлял его дрожать от страха.
Атлатль глубоко вздохнул. Он почесал Тигренку макушку, чувствуя, что его немного утешает общество друга.
Он сделал еще один шаг и остановился. Ему послышалось или и впрямь издалека донесся чей-то голос?!
– Атлатль!
Неужели сами боги взывали к нему?
Атлатль обернулся на звук и увидел далеко позади, на краю ледяного языка, своего отца.
– Атлатль! – Нутау отчаянно размахивал руками.
Юноша удивленно помахал ему в ответ. Почему после столь долгих дней преследования отец вдруг решил раскрыть себя?
– Атлатль! – Нутау бросился к нему, взмахивая копьем, словно указывая ему на что-то.
Ветер дул на юг, прочь от горы и от Атлатля. С юга он и пришел – хищник, выследивший юношу по запаху: прямо на него вразвалку, но стремительно приближаясь, мчался короткомордый медведь.
Глава двадцать пятая
Атлатля ждала неминуемая смерть.
Охотники группой из трех и более человек могли без особого риска одолеть короткомордого медведя: окружить его, и, стоя на безопасном уступе или затаившись за деревом, с разных сторон метать в зверя копья.
Но Атлатль не был искусным охотником, а Нутау находился слишком далеко: он не успеет подбежать к сыну и помочь ему. Не нашлось деревьев, куда он мог залезть, а стены ледяного языка слишком круты, чтобы забраться по ним. И спастись от короткомордого медведя бегством он тоже не мог.
Медведь прыжками стремительно приближался к Атлатлю. Спастись можно было только с помощью копьеметалки. Чтобы остановить хищника, нужно пронзить его жизненно важные органы, причем еще до того, как медведь успеет преодолеть разделявшее их расстояние. А для этого требовалась невероятная удача.
Почти онемевшими от холода руками Атлатль сумел вложить копье в желоб копьеметалки. Он поднял свое оружие, чтобы ударить, и приготовился к смерти. Тигренок зарычал и принял стойку, ожидая врага.
Слюна текла у медведя по морде, и он галопом несся на Атлатля.
Нутау вновь пронзительно закричал. Короткомордый медведь замедлил бег и остановился.
Отец помчался к медведю, продолжая кричать.
Да, он бежал прямо на хищника.
Атлатль, недоумевая, моргнул.
Медведь повернул свою огромную башку в сторону Нутау, оценивая угрозу.
Юноша услышал, как зверь заворчал. Потом он повернулся и пустился галопом в сторону Нутау.
Отец мгновенно остановился.
– Атлатль, беги! Беги! Прячься! – Нутау стал отступать, и чудовище бросилось за ним в погоню.
Отцу было никак не справиться с медведем в одиночку: он приносил себя в жертву ради сына.
– Беги! – снова закричал он.
Медведь ревел и сокращал расстояние между собой и своей жертвой. Гравий хрустел, когда он ударял лапами о землю.
Атлатль, хромая и изо всех сил отталкиваясь здоровой ногой, пытался бежать как можно
