слез подступает к моим глазам.
— Месяцами я искала тебя. Ни к чему не приводил ни один след. Погряз в разочаровании из-за своих неудач. Так что я так легко не сдамся. Мужчина, которого я люблю, заперт за этими стенами.
Выражение лица женщины смягчается, и она оглядывается на Альфу, затем снова туда, где позади нас сидит Титус.
— Ваш мужчина ранен. Ему нужна медицинская помощь. У нас есть врач.
Когда я оборачиваюсь, Титус сидит, привалившись к колесу грузовика, его лицо бледное, на рубашке красные пятна. Прекращая свои дебаты, я подхожу к нему и откидываю его голову назад, замечая усталый вид поражения, который поглощает его, когда он морщится от боли. Прикладывая руку к его рубашке, я собираю толстый слой крови с пальцев и снова обращаю свое внимание на женщину.
— Ваша целительница… она может ему помочь?
— Она очень опытна.
— Тогда, пожалуйста, поторопись.
ГЛАВА 10
РЕН
— Что еще ты прикажешь мне с ними сделать? Шестой стоит передо мной, его лицо искажено замешательством. После того, как я подслушала его планы избавить нас от Альф и заточить девушку, я попросила о личной встрече с ним в пещере.
— Они совершили налет на наш лагерь. Забрали одного из наших людей. И планируют сделать что-то, выходящее за рамки безумия. Открыть больницу? Если это вообще возможно, то только тот, кому не хватает здравого смысла, попытался бы это сделать.
— И все же, если бы это был ты, запечатанные внутри, я бы сделала то же самое. Я подозреваю, что ты сделал бы то же самое для меня.
Его брови вздрагивают, как будто даже мысль об этом причиняет ему боль.
— Они никому не причинили вреда, если не считать синяка на лице Кенни.
— Они Альфы, Рен. Опасные. Насильники по натуре.
— И в тебе течет та же кровь, что и в них. Я неторопливо подхожу к нему, скрестив руки на груди.
— Было время, когда меня тоже предостерегали против тебя. Разве не ты тот, кто сказал мне, что в них, возможно, еще осталось что-то хорошее? Проводя большим пальцем по его щетине, я улыбаюсь воспоминанию о том, как папа приказывал мне держаться подальше от молодого Альфы.
— Они кажутся преданными ей. Защищают, как и ты.
— Что делает их угрозой. Независимо от того, кому они верны.
— Пусть они останутся, пока их друг не поправится. Если они не покажут, что не представляют угрозы, тогда отпусти их, и мы продолжим путь на восток.
— А если они попытаются причинить кому-то вред до этого?
Приподняв бровь, я провожу большим пальцем по его губам, прежде чем запечатлеть там поцелуй.
— Ты Альфа. Один из самых страшных в пустыне. Убедись, что этого не случится. Но я предполагаю? Они пришли сюда не для того, чтобы причинить кому-то вред. Я видела это в ее глазах. Печаль. Безнадежность. Нельзя притворяться, что у тебя разбито сердце, Шесть.
Раздраженно вздернув подбородок, он делает это так, чтобы продемонстрировать свое превосходство.
— Тебе всегда нужно быть такой умной?
Улыбаясь, я приподнимаюсь на цыпочки и обвиваю руками его шею.
— Тебе всегда обязательно быть таким красивым?
— Ты меняешь тему.
— Для более насущных забот. Честно говоря, это как если бы ты каждое утро просыпался с богом.
— Хватит об этом, женщина.
— Ты краснеешь. Я провожу большим пальцем по его покрытой шрамами щеке и целую его туда.
— Альфа краснеет!
Ямочки на его щеках выдают слабую попытку скрыть улыбку, когда он поднимает меня на руки, и я обхватываю его ногами.
— Это твоя сияющая красота согревает мое лицо. Не смущение.
— Как скажешь. Наклоняясь вперед, я снова целую его, чувствуя, как рычание вибрирует на моих губах.
— Сколько еще времени пройдет, прежде чем я снова овладею тобой?
— Хасейя сказала два дня, что, по моим оценкам, составляет примерно двенадцать часов, тридцать минут и двадцать одну секунду. Двадцать. Девятнадцать.
— Не то чтобы ты следил.
В наши дни нет способа следить за временем, только по расположению луны и солнца на небе, но я все равно жду наступления темноты. Я всегда жду моментов, когда он будет полностью в моем распоряжении, когда он не будет обременен обязанностями лидера и защиты нашего улья.
— Я собираюсь предложить нашим новым друзьям немного еды. Я уверена, что они голодны.
— Теперь друзья? Его брови хмурятся, когда он опускает меня обратно на землю.
— Не привязывайся.
— Она молодая девушка. Не забывай об этом, Шестой. Несмотря на Альф, она выжила в Мертвых Землях. Мне любопытно узнать о ней больше.
— Ты и твои истории. Подцепив пальцем мой подбородок, он запечатлевает еще один поцелуй на моих губах.
— Что ты будешь со всеми ними делать?
— Когда-нибудь я хотела бы написать книгу. Что-нибудь, что перенесет их в будущее, чтобы наши дети знали, откуда они пришли.
Он кладет руку мне на живот, его лоб прижимается к моему.
— Какой сильной была их мать, чтобы приручить такого зверя, как их отец.
— Я бы представила тебя немного по-другому, но общую идею ты уловил. Я хихикаю, когда он впивается пальцами в мои ребра, щекоча меня, пока держит в своих объятиях заложницей.
— Иди, предложи им еды. Но знай, если кто-нибудь из мужчин поднимет на тебя руку, я без колебаний убью их.
— И должна ли девушка поднять на тебя руку?
— Она заслуживает награды за то, что была такой смелой.
— Я говорил о себе.
— Я тоже. Затем он улыбается, что редкость для Шестого, поскольку в большинстве случаев его лицо озабоченно нахмурено, и я пользуюсь возможностью снова поцеловать его, прежде чем выйти из пещеры.
Трое новоприбывших сидят вокруг костра, отделенные от нескольких настороженных охранников, в то время как их друг отдыхает в палатке Хесейи, под ее присмотром на ночь. Хватая три миски тушеного мяса из горшка, оставшегося от ужина ранее вечером, я пересекаю лагерь и останавливаюсь перед ними. Альфа и самка, кажется, колеблются, уставившись в бульон, но не в состоянии принять его. Молодой самец рядом с ними гораздо более нетерпелив, хватая предложенную еду, но он останавливается на полпути ко рту, разглядывая своих товарищей рядом с ним.
— Если бы я планировала вас отравить, я бы не потратил впустую три превосходных тарелки тушеного мяса, — говорю я, снова подталкивая к ним еду.
— Требуется много, чтобы накормить эту команду.
Самец берет свою миску первым, опрокидывая ее обратно. Он кивает в сторону младшей девочки, и она принимает свою миску, также опрокидывая ее обратно.
Яростно защищает ее. В каком-то смысле он напоминает мне Шестого.
— Вы сбежали из Калико. Я сажусь на один из множества доступных камней рядом с ними и поднимаю руки, чтобы согреть ладони у огня.
— Ты тоже, — говорит девушка, прежде чем опрокинуть свою миску обратно. В замешательстве, которое, должно быть, написано на моем лице, она смотрит в свою миску.
— Я видела,
