всегда. — Ответил Рафаэль, но таким тоном, словно это ничего не меняло.
— В душевых ты сказал мне, что хочешь, чтобы я соблазнила Гектора, если ты умрешь. Ты правда хотел бы, чтобы твоя любовница спала с твоим сыном? Это звучит как-то немного… не знаю… стремно?
— Я не хотел говорить тебе. Я знал, что так тебе будет сложнее с ним переспать.
Я взяла его за руки и заставила посмотреть мне в лицо.
— Выиграй сегодня и я буду спать только с тобой.
Он посмотрел мимо меня на Мику и Натэниэла.
— Ты никогда не будешь спать только со мной, Анита.
Мне так сильно захотелось встряхнуть его, что пришлось отпустить его руки и сделать шаг назад.
— Ты понял, что я имею в виду, Рафаэль. Мать Гектора морочит тебе голову перед дракой, и ты ей это позволяешь.
— Возможно, ты и права, но я не могу игнорировать тот факт, что он может оказаться моим сыном, что я могу иметь не только одного ребенка.
— Ты просил меня прийти и посмотреть, как ты дерешься сегодня. Так вот, я не собираюсь идти только для того, чтобы увидеть, как ты сдался и сдох.
— Я не сдался. — Возразил он.
— А звучит так, будто сдался.
— Мы с тобой слишком долго сражались бок о бок, чтобы лгать друг другу, Рафаэль. — Вмешался Мика.
— Что это значит? — По тону Рафаэля было ясно, что он разозлен.
— Нам обоим известно, что если ты не веришь в победу, то это фактически самопровозглашенное пророчество. Если ты пойдешь туда сегодня, думая о том, что не хочешь причинить вред Гектору, пока он всерьез намерен убить тебя, то ты проиграл еще даже до начала драки.
— У тебя нет детей. Ты не знаешь, каково это — иметь ребенка и не иметь права увидеться с ним. Шанс на то, что у меня есть сын, который рос у меня на глазах, кое-что для меня значит.
— И Суелите об этом известно. — Встряла Клодия.
— Она так и не простила тебе, что ты не женился на ней много лет назад. — Добавил Бенито.
— Она не была влюблена в меня.
— Рафаэль, она хотела стать царицей. Она влюблена в силу и статус. — Сказал Бенито.
— Откуда ты знаешь об этом?
— Потому что я приглядываю за женщинами, которые, по моему мнению, могут стать проблемой.
— И почему ты считаешь, что именно она ею станет?
— Сейчас очень удачный момент. Я был уверен, что она предъявит тебе мальчишку еще очень давно, но она вышла замуж за другого, и я решил, что ребенок может быть и от него.
— Почему не сказал мне, что допускал, что Гектор может быть моим сыном?
— Если бы Суелита могла доказать, что Гектор от тебя, она бы представила тест на отцовство когда он был еще ребенком, но она этого не сделала, потому что знала: результат докажет, что ты ему не отец.
— Она сказала, что не хотела втягивать меня в брак без любви.
— Чушь собачья. — Фыркнул Бенито.
— Да ты как смеешь?
— Ты платишь мне за то, чтобы я берег твою жизнь. Это включает в себя необходимость приглядывать за твоими женщинами.
— Суелита никогда не причиняла мне вреда.
— А теперь она пытается тебя убить. — Сказала Клодия.
— Хватит! — Рявкнул Рафаэль, и Клодия с Бенито умолкли.
Он повернулся ко мне.
— Сперва я напомнил тебе о Мастере Зверей и о его пытках, а теперь это. Если бы сегодня я не должен был выйти на бой, я бы даже не попытался заняться с тобой сексом, но время на исходе, Gatito Negra.
Он сказал «черный котенок» на испанском — это было почетное прозвище, которое я получила у местных веркрыс за то, что была маленьким хищником, который мог сожрать их. У нас с Рафаэлем это прозвище стало просто моим позывным. Из его уст оно звучало, как постельная кличка, как должно было звучать ласковое прозвище для любовницы. Уже от этого пульс подскочил ко мне в глотку и осушил ее. Я и понятия не имела, что он способен так влиять на меня, и ему достаточно просто назвать мою кличку, чтобы я завелась. Никогда не знаешь, в какой момент абсолютно невинные вещи становятся прелюдией.
Мика обнял меня, и это было так внезапно, как если бы я слишком сильно сосредоточилась на Рафаэле. Я обняла Мику в ответ. Понятия не имею, что бы я сказала, потому что он заговорил первым:
— Вы можете воспользоваться нашей комнатой.
Я прижалась к нему покрепче, запоминая ощущение его тела в моих руках и этой мягкой силы, которая всегда всегда казалась мне такой правильной. Одной рукой я коснулась его волос, а другой продолжала обнимать его.
— Не стоит, мы пойдем в комнату для гостей.
Он отстранился достаточно, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Ты уверена?
Я кивнула. И не стала говорить вслух о том, что не хотела, чтобы на наших простынях остался запах кого-то еще, кроме нас троих. Будь Рафаэль реально возлюбленным кого-то из нас, все могло бы сложиться иначе, но он не был нашей деткой, так что — нет.
Я поцеловала Мику, и Натэниэл обнял нас обоих. Мика высвободился, чтобы дать нам немного пространства для нас двоих. Натэниэл улыбнулся мне сверху вниз, и в его лавандовых глазах поблескивало озорство. Я знала, что он планирует сказать что-то такое, о чем мы все можем пожалеть, ну, или я могу пожалеть, но он не сказал этого вслух — просто посмотрел мне в глаза, и я вдруг увидела, что он себе представлял, думая обо мне, Рафаэле и… о самом себе.
Я рассмеялась и высвободилась из объятий.
— Ты неисправим, а эту картинку я оставлю при себе.
— Так и задумывалось, но ведь ты все равно любишь меня? — Он произнес это очень спокойно, но была в нем какая-то очень маленькая часть, которая сомневалась, когда он сам казался уверенным. Именно она задала этот вопрос, хотя тон был подначивающим.
— Я глубоко, со всей страстью и абсолютно безумно люблю тебя, сейчас и всегда.
— Сейчас и всегда. — Тихо сказал он и поцеловал меня так же мягко, как прозвучал его голос.
Я прижалась к нему, обнимая его за плечи так, словно могла бы простоять так целую вечность. Мои пальцы прочертили густую прямоту его волос. Я могла сколько угодно копаться в них, и они бы все равно не спутались. Волосы Мики такого обращения не пережили бы.
— Люблю тебя. — Сказал Натэниэл.
— Я люблю тебя больше. — Ответила я.
Мика подошел к