Теперь вот они уехали в санаторий, надолго, может быть, даже до конца лета — а с дедом Толиком я их так и не познакомила!
А еще я что-то очень странное заметила — всегда, когда Бабтоня варит варенье, потом бывает очень теплый вечер и звездная ночь, даже если обещали грозу и дождь. Когда моет окна — идет сильный дождь. А если вдруг забивает гвозди — вдруг такой град начинается! Как будто она умеет вызывать разную погоду. Может быть, конечно, я себе все и придумала.
Надо будет проверить.
Глава четвертая
Проверка градом
Варенье — хорошая погода и много звезд (3),
Мыть окна — к сильному дождю (2),
Забивать гвозди — град (1).
За последние недели к этому списку прибавились еще две строчки:
Рубить дрова — гроза на полдня (1) и
Вкручивать новые лампочки — к большой радуге (3).
В разлинованной тетрадке у Ринки получился целый лабораторный отчет, местами, правда, похожий на строчки из сонника, который каждый день по утрам читает тетя Маняша.
Цифры около каждой строчки значат, сколько раз Ринка замечала, что Бабтонино хозяйствование творило чудеса. (1) — это было мало. (1) нужно было проверить.
Но как проверишь все это, если день-деньской кругом суета? Три дня визжала пила, дробно постукивал молоток — и благодаря деду Толику домишко-кухня в самом углу участка, мечта Бабтони, был готов.
— Гуляй, рванина, от рубля и выше, — удовлетворенно подытожила Бабтоня и развесила на окнах новые зеленые занавески в белую клеточку.
Положила на старинный круглый стол такую же зеленую скатерть. На полках появились пузатые ало-янтарные банки с земляничным вареньем, корзинки с нежно-зелеными, молочными еще, кабачками и жестяные коробки с надписями Сахар, Рис, Перловка. На те полки, что повыше, забрались древние тяжелые чугунные утюги, похожие на упрямые ледоколы, на невидимые гвоздики запрыгнули крепкие связки лука, заплетенные Бабтоней в коричневые глянцевые косицы, и серо-фиолетовые пучки чеснока, а около мойки поселились хрустящие вафельные полотенца.
Теперь в сарайчике больше не пахло мышами, высохшими орехами и старыми пыльными опилками — он превратился в настоящую кухоньку: уютную и теплую. Тут хотелось сидеть долго, за полночь, глядя, как темнеет за окном корявыми яблонями сад.
Вчера Рудик прибежал к Женьке на участок и выпалил:
— Я напал на след настоящей загадки! Про деда Толика!
Спина у Ринки похолодела, враз вспотели ладони — а Рудик конспиративным шепотом рассказывал:
— Значит, он чего-то странное готовит, типтого. Все время привозит большие ящики на своей машине. Я проследил — в ящиках полно воды, рыбины и какие-то крабы. А еще Толик ходит в лес — один, с тачкой, возит туда люпины. Ну, я пошел за ним, долго шел: там в лесу большая поляна у него, он туда их сажает. Наверняка какая-то тайна — и рыбы, и люпины.
Женька присвистнула.
Только она умела так свистеть — складывая губы трубочкой, тоненько, что мелодия круто уходила вверх, залихватски обрываясь где-то в вышине.
— Может быть, он какой-то тайный шпион? А люпины — это знаки? Я думаю, за ним нужно еще хорошенечко последить, — подытожил Рудик. — Давайте устроим, типтого, засаду?
Этого еще Ринке не хватало. Сидеть с Рудиком и Женькой в глупой засаде на деда Толика, который никакой не шпион, а просто любит рыб и цветы. Сказать им об этом? Но это ведь не ее секрет. Полдня Ринка мучилась, а потом отправилась прямиком к деду Толику.
«Да говори, конечно», — разрешил он и махнул перемазанной в земле рукой.
Рудик с Женькой слушали молча, Женька не перебивала, по обыкновению, а не мигая глядела на Ринку.
— А мне люпины покажете? — только и спросила она потом.
Рудик скептически прищурился — и даже сквозь толстые стекла очков в смешной оправе было видно, как он вредничает:
— И зачем это все? Это ж глупо — в ресторане ведь новых наловят. И люпины…
— Он делает доброе дело, — упрямо сказала Женька.
Рудик рассмеялся.
— Доброе дело в кошелек не положишь. Это, Женечка, девчоночья логика. Женская, — важно сказал он.
— Не строй из себя умного, тебе не идет, — окрысилась Женька.
Дед Толик — хотя дом раскрыт нараспашку — сидел у Бабтони, около сарайчика-кухни, прямо на ступеньках, и чинил старые часы с кукушкой, которые Бабтоня отыскала на чердаке. Вместо гирек у них были шоколадного цвета еловые шишки. Часы дед Толик приладил на колене и, дымя цигаркой, повисшей в углу рта, что-то подкручивал в часовом брюхе — а штанина холщовых брюк задралась, и стала видна сеточка шрамов на загорелой икре. Все пенсионеры носили на даче застиранные тренировочные костюмы, выцветшие панамы, растянутые футболки, а дед Толик и тут выглядел джентльменом — в отглаженных рубашках с коротким рукавом, светлых брюках и парусиновых туфлях.
«Франт», — уважительно говорила соседка Ватаулиха.
— Ну спасли вы рыбу, а в ресторан еще привезут, — приставал к нему Рудик. «Как банный лист», — вздохнула Бабтоня. — Посадили цветочки — а кто-то целый луг изведет. Зачем стараться-то?
— Что ж теперь, — хитро прищурился дед Толик, — пусть всех редких рыб переловят к чертовой бабушке? А может, и еще где-то, какой-то другой человек тоже возьмет — и посадит цветы — вот и будет нас много.
— Да разве это ж много? — обидно засмеялся Рудик. Про таких вредных говорят «шлея под хвост попала». Рудику сегодня определенно попала под хвост шлея. — Вот если б вы партию там организовали и было у вас много людей, тогда много.
— А в жизни всё вон как в часах с кукушкой, — дед Толик показал начинку часов: колесики побольше и поменьше сцепились друг с другом шестеренками, и непонятно было, какое из них главнее, так плотно переплелись они, будто корни большого дерева. — Сначала ты поможешь кому-то, а потом кто-то — тебе. Остановится один — остановятся часы.
Ринке захотелось обнять деда Толика и прижаться щекой к чуть щетинистой щеке, пахнущей табаком и шипром. Но она просто сидела и улыбалась.
А Бабтоня хозяйничала на новой кухне — резала кубиками морковь, шинковала лук, откидывала на дуршлаг душистую смородину для ягодного мусса и доставала из неуклюжего холодильника с округлыми боками огромную банку с густой деревенской сметаной, которую дед Толик купил утром на другом конце поля, в деревне за сторожкой.
Бабтоня готовила еду на много дней. И куриную лапшу с потрошками, в которую нужно сыпать свежепорезанный, пахнущий немного елкой укроп — уже в дымящуюся тарелку. И котлеты с пышным картофельным пюре, пахнущим молодой картошкой и сливками. И курицу в томатном соусе со всеми мыслимыми травами.
Ринка за ней присматривала — готовая занести в свой лабораторный отчет новую строчку. Страшно подумать, в какие атмосферные бедствия могут выкипеть все эти супы, компоты и соусы. Но все было спокойно — похоже, только варенье, которое Бабтоня варила в эмалированном тазу, вызывало в природе какое-то помутнение.
