class="p1">— Ну, все же офицерская честь, может, важнее, или кто вас там знает…
— Ладно. Слово офицера.
Некоторое время она молчала, собираясь с духом. Сморщенное лицо ее отражало внутреннюю борьбу, костлявые пальцы нервно двигались на худых, обтянутых цыганской юбкой коленях. Она открыла глаза и пристально посмотрела на него.
— То было в начале войны… Я сказала Владеку: собирай манатки, поедем куда ни то помирать. А он: зачем же ехать, помрем на месте. Да и не тронут тебя, ты ж хрещеная. А я, надо вам сказать, хрестилась ради него, от людской хулы его поберегла, а мне бог простит. Он все одно нашего племени, всепрощающий… Очень я любила Владека. Ну и говорю: береженого и бог бережет, пойдем на восток. А он говорит: там уже немцы, шо мы будем их догонять?
Андрей терял терпение, но старался не выдать себя ни единым жестом, знал — в таких случаях лучше не перебивать.
— А я ему говорю: а вдруг проскочим? Нет же целого фронта, пойдем и пойдем, а там видно будет. Собирайся. А то я сама пойду. А ты без меня пропадешь. Он же даром что большой, а душой ребенок. Мамкой меня зовет.
Андрею вдруг показалось, что за окном скрипнуло — будто кто скользнул мимо. Он тихонько встал и, распахнув дверь, с минуту вглядывался в темень. Вдали у машины маячил часовой.
— Я вас слушаю, слушаю…
Она рассказывала все тем же монотонно-урчащим, точно вода в трубе, голосом. Он живо представил себе холодную осень, оголенный лес, шуршащую листву и в чащобе — землянку, кротовую нору, из которой по ночам тайком шел дымок — топилась железная печка.
— Мне лес як дом родной, я сирота, у Владекова отца, лесника, прислугой была, у будущего свекра, значит, земля ему пухом… Ну вот, запаслись мы с Владеком травами, грибами, кой-чего перепало от немецкого обоза, партизаны его на опушке порушили. То зайцы в силки попадались, а все одно заболела я к осени, лихоманка затрясла. Я говорю ему: ступай домой, я тут останусь, зачем двоим пропадать.
Первый раз в жизни он меня ударил. Отшлепал по щекам. Ты, говорит, за кем жила, за подлецом жила?
Зимой нам и вовсе погано стало, варили крушину, заячью траву с мукой подмешивали, а потом просто так. Я на диво очуняла, а Владек слег и уже не подымався. Он же здоровый, что ему трава? Вот тогда и заглянул к нам тот человек, в кожухе, при автомате.
— Партизан?
— …Заглянул, — повторила старуха, укоризненно прикрыв глаза, и на миг стала похожа на спящую курицу. Андрею даже показалось, что ей плохо стало, но веки снова поднялись, сморщенное лицо будто постарело. — Постоял, посмотрел… видно, знал этот схрон. Так чудно посмотрел, с усмешкой, а губы сжаты, у меня сердце упало… А он говорит: «Это, пани, партизанская явка, для особых заданий, и никто об ей не должен прознать… Наткнутся немцы на вас, а вы меня видели. Сама понимаешь, война, суровые ее законы…» И рука вроде бы автомат колыхнула, сжалась… Бухнулась я ему в ноги: родненький, дай спокойно умереть. Молю его, а Владек мой в горячке бредит… Я ведь его маленьким знала, петушками дарувала…
— Владека?
Она будто споткнулась на слове — проговорилась, глаза у нее стали круглыми, но Андрей сделал вид, что не заметил, лишь спросил, что такое петушки…
— То леденцы, конфеты, я сама варила… Ага! Ну и уговорила, понимаете, уговорила парня! Улыбнулся, будто оттаял. А может, говорит, и к лучшему, что вы здесь. Сказал, как вслух подумал. И еще оставил нам консервов, хватило их, пяти банок сала, до самой весны… Сказал, когда уходил: «Ладно, я вас сейчас выручу, мало ли что, гора с горой не сходится… Но, гляди, убивать будут — обо мне ни слова. Кому скажешь — узнаю. Не я, так другие. Ну, словом, поняла…» Так никому и не сказала.
— И мужу?
— И ему… — Она снисходительно покивала. — С этим не шуткуют. Только как-то вернулись мы с грибного места, а в углу дерн снят и пустая яма. Владек заполошился: в чем дело? Защепку в руках вертит… Ну, такую, вроде от сундука, видно, оторвалась. А я его успокоила: может, говорю, тайник чей-то, и хорошо, что нас не было. А сама думаю — надо тикать с этого места. Пока лето, найдем себе другое… Так и ушли.
— Ну что ж, видно, благородный малый, этот человек, — сказал Андрей. — Кто же он?
— Шо? А… Да-да… Нет! Вы же дали слово!
— Чего ж вы сейчас-то боитесь? — Старуха молчала, опустив голову. — А если это худой человек, если не свой? Враг? И он среди нас, чем это может кончиться для многих? Что он замыслил с продажей золота, неизвестно. Подумайте об этом.
Она затрясла головой, не сводя с Андрея расширенных глаз, и снова заплакала, уткнув лицо в ладони.
И сколько он ее ни уговаривал, как ни доказывал, молчала. Он понял, что сейчас ничего не добьется. Впервые в жизни он встретил человека, которым владел беспросветный страх. Здесь таилась иная, не знакомая ему жизнь, иные законы, отношения.
— Вы сказали ему, что я знаю о золоте?
— Да…
— И что придете ко мне?
— Нет, нет… — И, словно вспомнив о чем-то, вздрогнула, заторопилась: — Я побегу, надо мне, а то опоздаю…
— Подумайте о моих словах. Завтра загляну к вам. И ничего не бойтесь. Здесь сейчас наша, советская власть, мы вас в обиду не дадим…
Оставшись один, он постоял, размышляя обо всем услышанном. Затем вышел на крыльцо. Фурманихи уже не было видно. Лишь удаляющийся скрип шагов обозначил кого-то в ночи… Потом все стихло. Вдруг почудилось, будто справа, у сараев, мелькнула тень, донесся шорох и словно бы легкий вздох. Видно, в стайке завозилась корова.
— Кто на посту?
— Лахно, — раздалось с другой стороны, от машины.
— Как дела?
— Все тихо. Полчаса осталось. Морозина прямо сибирская, жмет.
Андрей невольно улыбнулся, все еще ощущая смутную тревогу.
— Откуда знаешь, что полчаса?
— Дак хожу вдоль бараков — один конец пять минут. Двадцать концов сделал.
— Подойди-ка.
— Есть…
Грузная фигура Лахно выросла у крыльца.
— Старуха домой прошла, Фурманиха?
— Не видел…
— А к хутору по тропке никто не спускался? — Ему пришла мысль, что неплохо бы проследить за хозяйкой. Куда это она торопилась? В том, что человек, о котором шла речь, живет где-то здесь, — сомнений не было.
— Оттуда будто кто проскочил, на завод, видать. С полчаса назад.
— Женщина?
— Вроде мужик…
И снова из тьмы донесся не то стон, не то вздох.
— Давай-ка пройдись вдоль сараев, только быстро.