А я с этого краю…
Он заспешил вдоль порядка и замер, услышав резкий возглас Лахно.
— Лейтенант!
Еще не разобрав, в чем дело, но уже предчувствуя беду, кинулся на зов.
…Старуха лежала на снегу скорчившись, точно прилегла на миг прикорнуть, лишь черневшая на снегу рука ее была неестественно откинута.
Он осторожно поднял ее, не чувствуя тяжести, она была легонькой, как обмолоченный снопик. И почему-то представил лицо Владека, который через минуту увидит свою бездыханную «мамку».
— Поднять всех по тревоге! Проверить ближайшие дома, сам давай по тропе, в лощину. Увидишь — засеки. Далеко не ушел, не может быть!
* * *
Проверка ничего не дала. В бараках уже все спали, и было непохоже, чтобы кто-то выходил. Обшарили каждый закуток, Лахно вернулся ни с чем. Рыскать по хутору было бесполезно. Андрей уже жалел, что не ко времени отпустил Николая с Бабенко «на именины», и приказал помкомвзвода — если через час, к двенадцати, не вернутся — послать за ними… С тяжелым чувством постучался в последнюю дверь, уж очень не хотелось вваливаться к Стефе. Но ее дома не оказалось. Заспанная пани Барбара долго не могла понять, зачем он явился, и, замысловато ругаясь, все повторяла: «Нема Стефи, нема! В клубе кино крутит!»
Его точно толкнуло изнутри: крутит вместе со своим… С этой минуты мысль о Степане неотвязно засела в нем, мешая сосредоточиться. Вместе с помкомвзвода бросились к клубу, где вот уже третий день при полном зале шла картина «Зигмунд Колосовский». Стефу застали в кинобудке, одну, застывшую у жужжавшего аппарата.
— Стеф, — сказал Андрей, разом растеряв слова, и зачем-то оглянулся на Юру, — мы были у вас… Здравствуй…
— Цо… з мамой? — Она прижала ладони к щекам.
— Нет, с мамой все в порядке… А почему ты одна? Где Степан?
— Сконт[10] мне знать, — дернула она плечом. — Дома пытайте…
— Стеф, я по службе, мне надо знать, где он.
Она беспокойно вгляделась, сказала негромко:
— У его отгул, Анджей…
Ему показалось, что он ослышался, так неожиданно, с какой-то нежной укоризной прозвучало это тихое «Анджей».
— Спасибо, Стефа…
И все смотрел в ее светящиеся в полутьме глаза. В зале послышался топот, свист. Стефа, очнувшись, завозилась с аппаратом, и он снова застрекотал, выпустив пучок света.
— До свидания, Стефа.
Она молча кивнула, все еще не отпуская его своими лучистыми глазами. Андрей неловко попятился к дверям.
— Извини за беспокойство…
И она снова кивнула.
Уже на улице, придя в себя, он подумал, что теперь ничего не остается, как разбудить Довбню. Дело касалось его непосредственно.
Час ушел на осмотр места происшествия. Довбня, изредка задавая вопросы, посвечивал фонариком, что-то записывал в блокнот, потом один вошел в комнату хозяев, куда Владек, не проронив ни слова, отнес безжизненное тело жены. Пробыл там недолго, появившись в дверях, со вздохом кивнул Андрею, и они пошли в отделение.
В кабинете, включив свет, Довбня зашторил окна, тяжело опустился в кресло, предварительно отставив его подальше, в угол.
— Кто ж он, этот «партизан», внешние приметы хоть обозначила?
— Не хотел форсировать. Бесполезно было. Да и кто знал — не навсегда прощались.
— А вышло — навсегда. — Старшина взглянул исподлобья на Андрея. — Ну да что от тебя требовать, не специалист… И про золото вовремя не сказал — это главное упущение, а нам теперь искать преступника.
Его назидательность разозлила Андрея. Какого черта! Вместо того чтобы идти по горячему следу, мораль читает.
— Он явно шел к ней за деньгами, недаром старуха торопилась: денег-то при ней оказалось немало.
— То-то и оно.
— Домой не пошел, не дурак, место встречи было назначено у сарая. Явился, увидел свет в моем окне и силуэт старухи, тут ошибиться трудно. И все понял… Только забыл оставить письменное объяснение для милиции, — добавил Андрей с невольной усмешкой.
— Деньги-то целы!..
— Ну, еще бы! Он должен был взять их. А то вдруг не догадаются о мотивах… — иронически заметил Андрей.
— Ты-то догадался… Да и он уже понял, что наследил. Это не исключено.
— В таком случае он должен бежать. Кто завтра исчезнет из поселка или хутора… Логика?
Андрей почувствовал на себе снисходительный взгляд Довбни, казалось, вся эта азбука старшине давно известна, но он слушает, давая гостю выговориться, в надежде выловить из его бормотания что-то важное для себя.
— А бывает и против всякой логики. Возьмет и останется. Если даже она сболтнула о нем — свидетелей нет. Ты один, докажи…
— Особенно если у него здесь прочное положение.
— Имеешь кого-то в виду?
— Нет!
— Не Степана ли? Значит, еще и соперник. Это бы ему на руку.
— Не болтайте чепухи! Я о нем и не думал…
Довбня вздрогнул, привычно наливаясь.
— Это не чепуха. Между прочим, о чем там у вас со Степой разговорчик закрутился, в тот вечер, после листовки?
— Сержантская информация?
— С твоего разрешения. Советовался.
— Вот Степу и расспроси.
— Само собой… Н-да, благородный ты человек, что и говорить. С таким благородством когда-нибудь вляпаешься, мамы родной не дозовешься.
— Я и сейчас не дозовусь.
Довбня, покачав головой, хмыкнул и отвел глаза.
— Не нравится мне наша беседа, кончим.
— Что ж именно не нравится? — Довбня деланно рассмеялся. — Говорим начистоту.
— Не говорим — воду мутим. Вообще не люблю, когда в душу лезут. Каждый вправе судить о времени, в котором живет. — Он поймал себя на мысли, что почти дословно повторяет Степановы слова, и от этого дотошный Довбня, с его доброжелательством, стал и вовсе противен. И он добавил со злым упрямством: — А что касается Степана… Зачем ему советские деньги, если он собрался на ней жениться, а стало быть, уезжать.
— Не слышал об этом. Документов не подавал. Взяла справки Стефа на себя, на мать, на брата. Ну, о чем задумался?..
Неведомо откуда пришло беспокойство, вспомнилась та, давняя встреча в лесу, возле Сарн. Сам не зная зачем, стал рассказывать о ней старшине.
— Что-то путаешь, — нахмурился Довбня. — Мы тогда к Сарнам и носа не совали. Там карательная база…
— А почему, собственно, на брата документы, — перебил Андрей, — он же умер.
— Но жил же, работал учителем. Может, старухе для пенсии.
С минуту Довбня смотрел, сощурясь, будто вглядывался в дальнюю даль. Вдруг сказал, переменившись в лице:
— Неужели все-таки он?
Андрей понял, кого имеет в виду старшина, а не верилось.
— По-твоему, вражина всегда скрытный? Маска?
— Да не играет он!
— Вот то-то, не играет, а с толку сбивает… А ведь больше некому. Я тут всех знаю.
— Факты?
— Ей-богу, некому, — не отвечая на вопрос, повторил старшина, — всех перебрал. Листовочки не откуда-нибудь, здесь писались. Уверен.
Довбня
