оставив в полном недоумении бывшую подругу, отправился в свою комнату, чувствуя за спиной недобро притихшую столовую.
Глава 12
Видан не успел дойти до верхней площадки, когда дверь постоялого двора с грохотом растворилась. И в неё ворвалась полнотелая матрона с красным лицом и выпученными от ужаса глазами. Она обвела всех и вся диким взглядом, наткнулась на ведьмака и тут же бросилась прямо к нему, завывая:
– Батюшка, отец родной! – чем шокировала присутствовавших, вскочивших с мест. – Не остави в беде!! Там … там такое чудище!
Ведьмак прислушался к ней со вниманием, но спрашивать не спешил.
– Макуша опять спятила, – зашептались завсегдатаи. – От, блаженная! То одно ей чудится, то другое видится.
Женщина же, продолжала голосить:
– Глазищи «во» – круглые светятся. Лапищи длинные с когтями, а само скукошенное всё…
– Уйди домой, лябзя, – взвизгнул седой старичок, подскакивая. – Туеса безголовая! Не позорь меня перед товарищами. Напридумает всякого: то кур со змеиным телом, то девка о трёх головах, а то ещё что …
«А дела-то совсем не так тихи в городке! – подумал Видан. – Василиск и Трёхголовка… час от часу веселее…» Даже если предположить, что молодуха знатная выдумщица, то где-то должна была о таком слышать или, что ещё хуже, сама видеть.
Тем временем спор нарастал. Макуша развернулась всеми своими пышными телесами к старику.
– Это я-то, безголовая?! – вызверилась на родича. – Сам ты остолбень, базыга трухлявая! А всё туда же меня учить! – От такого обращения дедок даже присел. – Во-о! Смотри, коли не зришь дале своего носа!
И она выпростала из-под передника правую руку, завёрнутую в пропитанную кровью тряпицу, которую до этого прятала.
– Ну-ка, ну-ка, – Видан сбежал вниз, скорее из любопытства, чем из сострадания. Но то, что предстало его глазам, изменило его настрой. Слишком хорошо он знал, какая тварь может оставлять такие раны.
Руку женщины от локтя до запястья раздирали пять глубоких борозд, словно кто-то с ножами вместо ногтей, пытался удержать её, а той неведомым образом удалось вырваться. Из порезов всё ещё густо сочилась кровь, и от того, что ничто теперь не закрывало раны, полилась ручьём. Удивительно было, как молодуха ещё стоит на ногах.
– Сама, что ли себе такое сделала… – всхлипнула Макуша и стала оседать на пол.
На постоялом дворе поднялся гвалд и шум. Люди окружили, стараясь разглядеть поближе. И Видану пришлось слегка отогнать их силой, чтобы остановить кровь, перетянув плечо несчастной шнуром из её же косы.
Полового Мирошку тут же услали за травницей, уложили молодуху на половицу у очага, ибо на лавке ей никак не уместиться, да и светлее у огня. Ведьмак знал, что волха могла бы справиться с ранением достаточно легко. Но она под шумок исчезла. Впрочем, её всегда мало интересовали чужие беды.
***
В овин главы гончаров Кисляка ведьмак входил с вполне оправданным опасением. Правда, опасался он не того, о чём с тревогой шептались его провожатые. Даже если бы старик Першок и не показал из недоверия дом своей невестки, сюда бы привела её кровь, густыми каплями отметившая весь путь до постоялого двора.
Но всё обстояло совсем наоборот. Мужики отчего-то тут же прониклись к нему какой-то отчаянной верой. Наверное, вспомнив, кто покрошил нежить. Возможно, сыграл роль хмель в дурных головах. Только именно эта дурь и беспокоила ведьмака более всего.
Готовность броситься ему на помощь, в которой так горячо уверяли Видана по дороге, не нужна была ему совершенно.
Видан не стал брать с собой даже ученика, метнувшегося вниз на шум и крики, оставил под благовидным предлогом присмотреть за пришедшей в себя Макушей, чтобы та не вздумала ещё что-либо учудить.
Оставив десяток сопровождающих за дверями, наказав им стоять смирно и внутрь не соваться, ведьмак поискал какого-либо запора, и не найдя, накинул простенькую колдовскую петлю от чужого любопытства.
Он не зажигал огня, ведьмачий глаз лучше видел в кромешной тьме, выделяя чётче, чем при огне, все предметы и скрытые от простого глаза движения.
В овине царил идеальный порядок, если не считать сваленных на пол деревянных лопаток, и первых багровых отметин на выскобленных до блеска досках. Надо полагать, именно здесь Макуша и получила удар когтистой лапой. И если бы ни это и не металлический привкус в тёплом воздухе, то в помещении ничто не намекало бы на недавнюю бучу.
Сладко пахло слегка перегретым зерном, сухим дубом, и совсем немного травяным духом сеновала и дымком из сушильных печей.
– Здрав будь хозяин дома! – Видан отвесил поясной поклон, чувствуя на себе сердитый и опасливый взгляд.
Усмехнулся по-доброму и присел на лавку. Скинул наголовник, расстегнул свою накидку и достал из поясной сумки чистую тряпицу, припасённую заранее, как и всё, что выкладывал на неё неторопливо: розовые ломтики кулаги, печёную репу и кусочки верчёной зверины.
Услышал где-то в углу нетерпеливое шуршание и бурчание – улыбнулся шире. Снял с пояса сулею, поставил малые чарки. Заметил, как одобрительно крякнул где-то вблизи хозяин пока ещё невидимый.
– Пришёл к тебе не воем, а послом, – уточнил свои намерения. – Не побрезгуй угощением. Раздели со мной и ядь, и мёд…
Овинник проявился совсем рядом, резко, словно только и ждал приглашения. Был он немного волосат, но одет в рубашку, порты и лапотки, а голову стягивала плетёная из соломы косица. И если бы, не низковатый рост, то ничем не отличим от ухоженного мужичка слободского. Разве что при движении ощущалась разница, ибо суставов на руках было на один больше человеческого.
– Кх-м, кх-м, – кашлянул он в кулачок и вскочил на скамью. – Что ж, коли ты с миром пришёл, то отчего не составить братию.
И ухватил ломоть кулаги в одну руку, а стопку с хмельным в другую. Некоторое время они просто сидели молча. Ведьмак был доволен тем, что угодил овинному хозяину. А тот уминал подношение, довольно щурясь, словно вовек ничего вкуснее не едал.
– Знаю, знаю зачем пришёл, – оправляя седые усы, наконец, покаянно выдал Овинник.
– И что скажешь?
– Не ожидал снисхождения, – блеснул чернотой глаз, – думал, что карать явился. Прикидывал, как отпор дать, да дом свой сохранить. А ты, не то, что прочие, со всем уважением, с понятием…
– Стар я для того, чтобы бездумно истязать. Насмотрелся всякого…
– От, и я о том же! Повезло мне, горемычному.
Ведьмак не перебивал, не задавал вопросов, ожидал, когда овинник сам всё расскажет. И не обманулся.
– Виноват – что скажешь?! – помолчав короткое время, продолжил тот. – Не уследил! А разве ж, за мелюзгой уследишь, когда их мамка кудась пропала? – Зыркнул в
