посасывать грушу.
Никто не обратил внимание. Увлечённые новыми знакомыми, тётушку с её репликами перестали замечать. Старушка существовала сама по себе, наедине с разбавленным вином и мыслями о ночных горшках и газах.
– Правда?! – обрадовалась предложению молодого человека Люция, но тут же осеклась, видимо вспомнив какой-нибудь параграф из кодекса Луговых девиц. Она быстро обратилась к Тациту, чтобы скрыть радость. – А вы по каким делам в город?
– Так. Вызвали, – неопределённо махнул рукой мужчина. – Моя работа подразумевает частые переезды и регулярное общение.
Тацит Волиус с улыбкой посмотрел на Ратмира, оценил смущение и его, и девицы, и громко, чтобы услышала пестунья, произнёс.
– Говорят, что у местного пекаря сохранилась книга «Долина порядочности», ставшая прототипом кодекса Луговых девиц. Поломка предоставляет отличную возможность проверить лично. А мы, с молодым, но отважным юношей, могли бы сопровождать благородных дам.
Оживлённые предложением лица Ратмира и Люции тут же потушила Фелиция.
– Порядочная девушка не должна поддаваться случайностям и отходить от намеченного маршрута, – назидала старушка, то ли цитируя, то ли на ходу выдумывая очередное правило, – если только обстоятельства не угрожают её безопасности.
Она в упор посмотрела на Тацита и добавила.
– Неужели просмотр книги «Долины порядочности» ускорит починку повозки?
Штамм поклонился, показывая, что покорно принимает возражение, а потом незаметно для тётушки пожал плечами, сожалея, что задумка не удалась.
Ужин закончился. Пестунья с Люцией ушли к себе, Тацит тоже поднялся, лишь Ратмир Голяшка остался сидеть за столом немного опечаленный скорой разлукой с красивой девушкой.
– Присмотритесь к рыжей, уважаемый книгочей. Моя лучшая воспитанница.
Бард Балун Сметана, хозяин увеселительного дома, общался с гостями. Принадлежность к синему роду в день инициации подарило Балуну новое имя. Если белые выбирали вычурные – Пурелий Эдур Цес, Тацит Волиус Штамм, Мортус Идилий Кат – то голубоглазые добавляли родовые поместья древних предков. Балун получил своё и два часа представлялся, как Балун Крутой-обрыв. К вечеру имя отлетело. За постоянную улыбку и элегантность Балуна прозвали Сметаной. Ему понравилось. В тёмных делах Балуна крутой нрав следовало скрывать.
– Рыженькая? – засомневался Пурелий. – Щиколотки крепкие?
Книгочей подбежал к сцене и уставился на ноги рыжей девицы. Восемь девушек держали на вытянутых руках наполненные кружки. Посетители гудели, поддерживая участниц конкурса. Ставочники носились между столиками, принимая деньги.
– Я не вижу! – Пурелий вернулся и задрал штанину мужчины, стоявшего рядом. – Ну-ка, покажи свои. Толстые? Фу, какие. А у тебя?
– Уважаемый книгочей, по приказанию воеводы… – возмутился один из мужчин.
– По приказанию воеводы, – передразнил Пурелий и отстал. – Мои охранники, – похвастался книгочей перед Балуном. – Дурак Тупейшиус Безмозгл и Синяк Толстая Жопа.
– Я попрошу вас…
– Да шучу я, шучу! Не обижайтесь. Давайте поцелуемся. Не хотите? Какие вы скучные.
Агенты воеводы отчаялись. Гидон выбрал лучших людей, чтобы под видом охраны, запрошенной самим книгочеем, следить за Пурелием. Но юркий малец начал сразу изводить агентов. При знакомстве он запустил в них соусницей. Ошарашенный здоровяк в залитой тунике не успел рассердиться. Книгочей подлетел и затараторил извинения, ссылаясь на древний обычай родного города. На ходу придумывая правила ритуала, Пурелий вытирал одежду, ещё сильнее размазывая соус.
– Ах, какая неловкость! Мне так стыдно! Я не мог представить, что вы не захватили блюдо дружбы, для защиты от брошенного приветствия.
Во время общения с посетителями Пурелий сначала коверкал имена агентов, а потом и вовсе стал оскорблять. Книгочей так ловко сводил всё к шутке, так искренне извинялся, что агенты терялись. Сначала они поверили в неуклюжесть юноши, а осознав, что книгочей их дурачит, уже не могли придумать защиту.
– Сорок чеканок на рыженькую! – прокричал Пурелий и ставочник тут же подхватил деньги. – Спасибо, бард Балун.
Сметана улыбнулся. На разлитый соус, на выходки Пурелия, на победу или проигрыш, на драки или казни, на игрища или выбор наложницы, на войны или перемирия, на всё Балун реагировал одинаково. Элегантная улыбка и наигранный, при необходимости, смех.
– Плантаж, опять вы? Следите за мной? – засмеялся Пурелий, увидев подошедшего лекаря. – Шучу, шучу. Я не скрываюсь, – книгочей повысил голос. – Вот он я! Книгочей Пурелий. Без секретов и враждебности. А это мои ночные обольстители, любители пошалить.
Пурелий шлёпнул агентов по заднице и, не дав им опомниться, обратился к хозяину увеселительного дома.
– Расследование ведёт причиновед, я только связной. Задаю глупые вопросы. Например, вам, Балун. Вас не было в зале, когда произошло покушение. Лукос Шварц может подумать, что это подозрительно. А вы?
Пурелий так быстро сменил тему и задал прямой вопрос, что агенты забыли об очередном издевательстве и заинтересовались ответом. Плантаж тоже уставился на Балуна.
– А я не Лукос Шварц.
Пурелий засмеялся.
– Блестяще! Шикарное самообладание, уважаемый бард. Ваша очаровательная улыбка в любой ситуации это сила похлеще родовой. Я так рад. Я так рад, что… рыжая выиграла! Да-а-а!
Посетители зашумели, приветствуя победительницу. Рыжая девушка элегантно поставила кружки, показав, что могла бы продержать их ещё дольше. Проигравшие участницы мило аплодировали.
Увеселительный дом Балуна, не считая игрищ, был главным местом отдыха богатых горожан. Еда, алкоголь и музыканты, как предметы обстановки. Конкурсы, споры и поединки, как
