Судорожный всхлип. Еще один.
И меня накрывает лавиной плача. Не успокоиться. Не остановиться.
Я бьюсь в крепких руках своего мучителя, а он не отпускает. Только разворачивает меня лицом к себе. Я рыдаю в него, пачкая его белую рубашку слезами и соплями.
Плевать. Меня всю трясет и колотит, а Рейес молча прижимает меня к себе.
Не знаю, сколько это длится. Ничего больше не хочу знать.
Меня знобит, и горячие руки Рейеса теперь кажутся мне необходимыми.
Пусть лечит, сволочь. Пусть держит и не отпускает. Иначе я упаду.
У него вот упал, и я мстительно хочу, чтобы не вставал больше никогда.
Мне плохо и страшно. И плевать, что я одета в один только лифчик, но обнимаюсь с мужиком.
А когда Рейес вдруг разжимает руки, я чувствую почти физическую боль.
Безразлично смотрю, как он в два шага подходит к кровати, стаскивает с нее одеяло и возвращается ко мне.
— Снимай лифчик.
— Зачем? — я продолжаю дрожать и непроизвольно всхлипываю.
— Сожгу его. Видеть не могу эту дрянь. Живо.
Я аккуратно расстегиваю лифчик и снимаю его. Уже не могу ни бояться, ни чувствовать стыд. Сил нет.
— Брось на пол, — и Рейес окутывает меня одеялом, — что тебе нужно, чтобы прийти в себя? Говори.
Я кутаюсь в одеяло. Рейес хочет честности? Что ж…
— Чтобы ты… ушел. Чтобы не трогал меня никогда… Чтобы…
— Нет. Этого не будет. Но я уйду ненадолго. К моему приходу оденься во что-нибудь с юбкой ниже колен. Белье какое хочешь, — Рейес сверлит меня своим жутким взглядом, но его голос спокойный.
Неужели он в самом деле уйдет? И самое странное — неужели с ним можно… просто разговаривать?
Хотя какое там. Если я боюсь удара и сжимаюсь после каждого слова — это не «просто». Но я все равно спрашиваю:
— А когда ты вернешься?
Аура силы и мощи Рейеса давит на меня, пригвождая к полу.
— Часа через три-четыре. Ближе к ночи. У меня дела, а ты поспи пока. Ночь будет бурной.
У меня подкашиваются ноги, но каким-то чудом я не падаю. Просто опускаюсь на стул в своем коконе из одеяла.
Рейес возвышается передо мной статуей. Не хочу думать о том, что он меня сломал.
Я смотрю на его дорогие ботинки.
— Ты же меня порвешь…
Рейес неожиданно садится на стул напротив и пялится на меня в упор.
— Скажи, чика. Я правда похож на любителя деревьев и кукол? Отвечай.
Это не просьба. Приказ. Рейес ни на мгновение не дает забыть, что я его пленница.
Я плотнее запахиваю одеяло на груди.
— Ты только ломаешь… Ни одна девушка не сказала о тебе хорошего.
Рейес усмехается, а его голос ледяной:
— Ты слишком мало понимаешь в жизни и в женщинах, Анхела Рубио. Ни одна женщина не признается, что продала себя сама и еще получила удовольствие. Она лучше наплетет, как над ней поглумились. А потом сама себе наставит синяков и ссадин.
Он говорит какую-то ерунду. Так не может быть. Рейес врет.
— Это неправда…
— Правда, чика, что шлюхи не любят конкуренцию и много сочиняют. А еще правда, что многие женщины любят грубый секс. И хотят попробовать по-настоящему жестко. Но ты все еще глупая маленькая почти девственница. И тебе этого не понять, — его черные глаза зло сверкают.
— Куда уж мне… после того, что ты…
Рейес встает со стула.
— Я был пьян, а ты меня спровоцировала. Извиняться и просить прощения не буду. Так, как ты, ведут себя любительницы жести.
Да неужели! Я нервно кусаю губу.
— Скажи одно, Рейес… Что надо сделать, чтобы тебе надоесть?
Он криво улыбается.
— Кончать, чика. Все женщины, которых я оставлял в этой комнате, кончали. А ты — нет. И это меня бесит. Тебе выгодно пойти мне навстречу. Когда ты будешь, как все, я потеряю интерес.
Глава 9. Слезы. Диего
ДИЕГО
Она проблемная, Диего. Она выест тебе весь мозг по частям кофейной ложечкой.
Надо бы выпить кофе, чтоб не сорваться и даже не знаю, что сделать с этой чикой. Анхелой, блять, Рубио. Потому что мне ужасно хочется ее придушить, чтоб не мучиться противоречиями.
Хотя от кофе тоже нервы ни к черту.
Бухать нельзя, кофе нельзя. Хоть воду из-под крана пей.
Как я и думал, ангелок начинает юлить, когда видит подаренное белье.
Оно — высший сорт, и что-то идиотское ляпнуть про него практически нереально. Я с удовольствием смотрю, как Анхела его изучает.
Меня даже забавляет, что она хочет погладить совсем не его, а мой член. Забавляет и усиливает адский стояк.
Достаточно представить, как ее нежные пальчики обхватят член и начнут ритмично двигаться… я, бля, сейчас спущу.
Но не спускаю и вообще закипаю, когда чика внезапно упирается в землю рогом. Трусики ей, видите ли, не нравятся.
А я чувствую себя так, будто ей не нравлюсь сам я. И хотя умом понимаю, что я последний человек, кто ей понравится, эмоции срывает.
Я подскакиваю к этой сучке и стискиваю ее плечи.
В голубых глазах паника, а пухлый рот приоткрывается в форме буквы «О».
Сучка, блять. Ну нахера ты такая соблазнительная?!
Особенно, когда нельзя.
Я точно выебу Хименеса, если он не придумает, как сократить эти сраные пять дней. Или уже четыре.
Анхела что-то лепечет, а я слышу только отдельные слова. «Там» и «узко».
Знаю, чика. Там еще как узко. А еще горячо и влажно. И у меня срывает крышу.
В ушах шум, и я прихожу в себя, обнаруживая, что стискиваю и глажу самую шикарную задницу на свете, а она кричит и бьет меня своими кулачками.
Какого хера девка меня бьет?!
Я блокирую ее на автомате, а потом соображаю, что натворил.
Я ее чуть не выебал, а она и так дерганая вся. Блять.
Ну и что теперь делать? Говорю ей, чтобы успокоилась.
Естественно, хер там. И я шлепаю ее, чтобы остановить гребаную истерику.
Но не тут-то было. Истерика накрывает ангелочка, как цунами. И меня вместе с ней.
Я — скала, которую захлестывает эта сумасшедшая волна.
Я видел кучу ревущих девок, но обычно их вой только раздражает. И лица у них в этот момент уродливые. А лицо Анхелы я не хочу видеть. Оно просто рвет мне сердце на куски.
И я разворачиваю ее так, чтобы уткнулась лицом и рыдала в меня. Я читал, что если в этот момент обнимать человека, он успокаивается быстрее.
