Пимс, что ты можешь рассказать о ней?
В углу таверны у самой дальней стены притаилась уже немолодая, сморщенная женщина с парой седых кос. Она была укутана в цветастый платок, накинутый на плечи и постоянно тасовала карты, оглядывая помещение злыми маленькими глазенками мутного сизого оттенка. Сначала Рэй показалось, что Мэри слепа, но встретив ее на улице, поняла, что ошиблась. Глаза старухи были цепки и полны затаенной грусти.
— Одна партия за день — вот ее удел и единственная радость до конца жизни. Обдирает всех до нитки и никто больше не желает с ней связывается. Старуха сошла с ума после смерти дочери и не раз грозилась сжечь деревню дотла.
— Ее дочь ушла в лес?
Райт утвердительно склонил голову.
— Я не понимаю, ты Могучий, на твоей стороне сила и закон. Почему ты не прекратишь несправедливый суд? Это же нелепость, позволять зверю, которого даже никто не видел, вершить судьбы людей!
— Рэй, вся жизнь жителей деревни держится на этой вере. Человек не должен судить человека. Волки на этой земле священны, они последние, кого оставили после себя прежние Боги. Подобно гончим пса, они господствуют в лесах, и видят все людские прегрешения. Эти животные избирают себе в жертву только тех, кто обречен на погибель, и каждому определена своя добыча. Кто бы это ни был — овца, корова или человек, — он не избежит своей участи, волк неумолим, как сама судьба.
Они проболтали еще около часа. Райт, воспользовавшись случаем угостил Рэйчел горячей похлебкой и бокалом эля. Когда же настало время расходиться, Райт вызвался проводить героиню до дома Сета, и попросил подождать, пока он сходит наверх за пальто.
Оставшись одна, Рэй обвела спокойным взглядом таверну. На смену бурным обсуждениям пришла легкая усталость и притупление. Людей в таверне стало меньше, и муза с удивлением заметила пустующий столик, за котором раньше сидела Мэри. Ей показалось, она видела ее там пару минут назад, но посмотрев на пустую кружку эля перед собой, с усмешкой признала, что могла ошибаться. Вот только что-то все равно привлекло ее внимание и, кинув взгляд на лестницу, Рэй поднялась и подошла поближе.
На столе лежали две карты. Обычные, игральные. Одна из них была дамой бубей. Молодая девица с бесстрастным выражением лица в расписном сарафане держала в руках кувшин с водой. Поверх этой карты лежал туз пик, черный как смоль и выразительный как восклицательный знак. Странно, что Мэри умудрилась забыть две карты.
Даму бубей бьет туз пик…
— Ну что, идем? — Райт поравнялся с музой, замечая внезапную задумчивость. — Слушай, а ты когда-нибудь играл с Мэри в карты?
— Пробовал со скуки, конечно, — признался Райт, — но меня опередили, первую и единственную партию увел кто-то другой, пока я опрашивал остальных. А что, ты хотела бы сыграть?
* * *
Это был тот самый вечер, когда ей не спалось. Слезы, однако, тоже не спешили литься из ее задумчивых, устремленных вверх глаз. Она ворочалась на диване, изредка поглаживая Курта по спине и гадала, сколько часов она уже лежит без сна.
— Не спится?
В проеме комнаты застыла темная фигура мужчины. Послышался сладкий, протяжный зевок.
— Нет.
— Интересно, наверное.
— Что именно?
— Пялиться в потолок в темноте в полночь. Надеешься, что портал откроется именно там, и тебя чудесным образом в него засосет? Боишься пропустить? Или скорее проморгать?
Она хмыкнула на его нелепые предположения, собираясь, как и всегда, отшутиться, но в интимности ночи все откровения рвутся наружу.
— Я просто… не готова к завтрашнему дню, — выдохнула она и крепко зажмурилась глаза, признаваясь в своей слабости. — Это прозвучит глупо, но я не хочу, чтобы он начинался, — Рэй надеется, блондин понял, о чем она. — Как только я засну, все начнется заново. У меня нет сил жить дальше так, как я жила до этого. Словно я так долго шла, и вдруг, остановившись на середине пути, поняла, что мне нужно в другую сторону. Это словно вирус в моей голове, эта мысль разрушает меня. Я не могу… Не могу больше… — она затрясла головой и закрыла лицо руками, прячась от самой себя.
На секунду место рядом с ней опустело, но не успела она предаться одиночеству, как диван снова прогнулся по чужим весом. Сет сел рядом с ней.
— Это всего лишь плохой день, а не плохая жизнь.
Смех вырвался из девушки громко и истерично, заставляя задыхаться, а и глаз музы полились слезы горечи и веселья.
— Идиот, у нас все дни одинаковые.
— Знаю. И ты знаешь, и все знают, но сама говорила, что ты чудо, и мы переменим историю. Так меняй. Каждый раз, каждый день.
— Ты не веришь в меня.
— Я этого никогда не говорил.
— Ты не веришь в силу музы.
— Верно, но сейчас ты не муза. Пускай все смеются с твоей неудачи, но в глубине души, каждый из героев не хочет, чтобы ты сдавалась. Ты можешь продолжать разочаровывать других, но только не себя. Давай, спроси меня, что я чувствую каждый раз перед сном?
— Что ты чувствуешь каждый день перед сном?
— Пустоту, одиночество и отчаяние перед вечностью. Но утром…
— Что утром?
— С рассветом я чувствую, что все еще возможно.
* * *
Она разбила свою кружку. Черт. Так неловко поставила ее на край и сама же спихнула одним резким движением руки. Чай был ее единственным утешением в этом доме. Он успокаивал ее, бодрил, добавлял вкуса в ее пресную однотонную жизнь.
Это утро было паршивым. Сет, ушедший на прогулку с собаками, не вернулся ни через пятнадцать минут, ни через полчаса, ни через час. Горячая жидкость опалила кончики пальцев, и Рэй зашипела, отступая, в тупом оцепенении глядя на осколки. Завтра ее кружка уже не будет целой, как у всех остальных, чья петля еще не оборвалась.
Она вдруг задумалась о том, сколько посуды побил Сет. Почему-то она посчитала, что временами, он бил ее нарочно. В порыве ярости или разочарования, которые никогда не мелькают на его лице. Зачем? Просто потому, что было можно, ведь на утро, кружка будет как новая.
Без единой царапины, без намека на недавнее падение. У людей так не бывает. У героев тоже. У муз… Рэйчел не знала. Никогда еще она не была так не собрана и разбита. Музы шагали из истории в историю, сжигая после себя все мосты, выставляя напоказ свои победы и успехи, забывая о редких промахах и неудачных попытках. Не было смыла переживать о прошлом, ведь впереди было столько миссий,
