что на вешалке в прихожей висела только лёгкая женская кофточка и стояли туфли на шпильке, хозяйкой квартиры была женщина. Мужчины в доме не было. «Да, – вспомнил Куприянов, – дежурный сказал, что по ноль два звонила молодая женщина. Назвала адрес. Больше никаких подробностей». Василий даже не успел подняться в кабинет. Он только что вернулся из района. Там надо было помочь местным операм. На пороге его развернул дежурный. И вот он в квартире. Василий зашёл на кухню. Огляделся. Кругом было чисто и аккуратно. Прошёл в зал. Там с потерпевшей уже разговаривала Елена Яновна. Женщина сидела в кресле, спиной к вошедшему Куприянову. Что-то очень знакомое было в этой причёске и фигуре. Василий сделал ещё шаг и… вдруг, его кольнуло в самое сердце. В кресле сидела Люба Пожарская. Лицо её было заплакано. На платке, которым она вытирала слёзы, были видны следы потёкшей туши.
Люба подняла взгляд на Куприянова и лицо её оживилось.
– Я вас помню, – сказала она.
Василий хотел вступить в разговор и рассказать Любе всё о себе, кто он и что тут делает, но Зиновьева испортила замысел.
– Любовь Владимировна, не отвлекайтесь, рассказывайте дальше, – строго сказала Елена.
– Ну вот. И я сразу позвонила ноль два, – закончила повествование Пожарская.
– Вы вошли домой во сколько?
– Примерно без десяти двенадцать.
– А в ноль пять уже позвонили в милицию.
– Да.
– Как вы так быстро поняли, что произошла кража. Судя по обстановке в квартире, здесь всё в идеальном порядке. Внешних признаков я не вижу. Вы же здесь ничего не трогали?
– Я ничего не трогала, – засмущалась Пожарская. – Понимаете, я актриса. Работаю допоздна. Когда я прихожу домой, хочу быстрее освободиться от всех атрибутов. Первым делом я снимаю украшения.
Люба встала и подошла к серванту. Она потянулась, чтобы открыть ящик.
– Осторожно! – вдруг громко сказала Зиновьева. – Старайтесь ничего не касаться. Там могут быть отпечатки.
– Но я уже открывала его сегодня, – возразила Пожарская. – Там коробочка с моими драгоценностями. Я всегда убираю украшения туда. Больше никуда. Я достала её, открыла, а там… – Люба снова заплакала. – Там пусто. Я поняла, что меня обокрали.
– И сразу позвонили?
– Да.
– Понятно. Ещё что пропало?
– Не знаю. Я не смотрела. Денег у меня больших не было.
– Но какие-то деньги у вас же есть, – уточнила Зиновьева.
– Есть. Вот в сумочке. Она была со мной. И ещё на сберкнижке. Она вот, в серванте. На месте.
Василий примерно всё понял и вышел из гостиной. Он обходил всю квартиру комнату за комнатой. Потом подошёл к Спиридоновой, которая уже закончила возиться с дверным замком.
– Тань, ну что? – спросил Куприянов.
– Ты о чём? – не поняла вопроса эксперт.
– Я про замок.
– На первый взгляд открыт своим ключом.
– Опять.
Уже глубокой ночью, разместившись в милицейском «рафике», Зиновьева обратилась к Василию.
– Ну что, Куприянов, размышляй вслух.
– Пока выводов немного, – начал Василий. – Завтра, вернее уже сегодня опросим соседей. Вдруг найдём свидетелей. Но ясно, что зашли через дверь. Замок не ломали. В квартире опять идеальный порядок. Это наводит на мысль, что тут тот же почерк.
– Тот же, это какой? – уточнила Зиновьева.
– Три кражи в прошлом году, – стал перечислять Куприянов. – В кооперативном доме, у скульптора и директора райпотребкооперации.
– Про скульптора я бы не сказала, – возразила Елена Яновна. – Там бардак оставили ещё тот.
– Там бардак у скульптора по жизни. Думаю, не воры это натворили, а сам скульптор.
– Возможно. Там тоже зашли, не ломая замок, и взяли только золото и деньги. Соглашусь. Слушаю дальше.
– И две кражи в этом году. Обе в марте. Очень похожие на эту. Эта ещё одна.
– Только там, в марте, – продолжила Зиновьева, – взяли большие деньги, а здесь с информацией прокололись. У артистки денег дома не было.
– Я ещё точно не знаю, – вступила в разговор эксперт Спиридонова, – но мне кажется, открыли «родными» ключами. Точнее завтра скажу.
– С ключами у Пожарской был интересный случай. Она мне рассказала, как месяц назад приехала домой, а ключей в сумочке нет. Он подумала, что забыла в гримёрке. Вернулась. А на вахте мужчина вахтёр спрашивает, не она ли потеряла ключи. Смотрит, а ключи её. Вахтёр вышел покурить и увидел связку на крыльце. Так и подумал, что кто-то из своих обронил.
– Думаете неслучайно? – спросил Василий.
– Думаю, Куприянов, что если эти кражи совершает один человек…
– Или одна банда, – вставил сыщик.
– … Или одна банда, то надо искать информатора, наводчика и понять, как они добывают ключи.
– И всё-таки, Елена Яновна, – сказал после некоторых раздумий Василий, – это один и тот же вор.
– Почему уверен?
– Порядок в квартире. Каждый раз идеальный порядок в квартире. Всё на своих местах. Помните, в марте хозяева обнаружили пропажу только на следующий день. Им даже в голову не пришло, что кто-то побывал у них дома.
– Возможно, возможно, – задумчиво произнесла Зиновьева. – И ещё обувь. На трёх эпизодах следы одной и той же обуви большого размера. Надо эти кражи объединять в одно дело. Почти наверняка работает одно лицо. Ну что, Серёжа, – обратилась Елена Яновна к сержанту-водителю, – поехали в управление.
Застрекотал стартер и «рафик» плавно тронулся.
– Елена Яновна, – спросил Куприянов, – тяжело, наверное, после отпуска сразу окунаться в работу?
– Кому как, – ответила следователь. – Сходишь в отпуск и попробуешь тяжело или нет.
– Мне кажется, что отпуск никогда не дадут.
– А зачем тебе отпуск? Я в твои годы даже слова такого не знала.
– Ну что вы, Елена Яновна, мне он как воздух нужен. Взял бы жену и поехал на море. Мне семейные отношения выстраивать надо.
– Отпуск, Василий, для того чтобы спать. А семейные отношения надо выстраивать каждый день. Иначе это уже не семья, и тем более не отношения.
Василий покачал головой. Взгляд его стал грустным. От Зиновьевой это не ускользнуло.
– Что, Василий, – после паузы спросила она, – совсем плохо с женой?
– Не сказать что плохо. Вообще никак. Она последний раз в феврале ко мне приезжала. На три дня.
– А ты к ней не ездил?
– Хотел на майские.
– И что?
– Она уехала со своим профессором в Новосибирск на две недели. Какие-то семинары у них там были.
Зиновьева хмыкнула.
– Совет тебе давать не имею права, – сказала она. – Но моё мнение такое, надо Василий принимать решение. Ты мужчина. Любишь – вези её сюда. Все семинары в спальне. Не любишь – расставайтесь. Третьего не дано.
– Я уже об этом думал.
– И что?
– Не знаю. Не знаю я как поступить.
– А надо знать. Ты мальчик взрослый. Я кстати, заметила, как ты на эту Пожарскую смотрел.
Василий посмотрел в глаза Зиновьевой. Они еле заметно улыбались.
– Любовь, Куприянов, она из нас делает людей. Она род наш продолжает. Принимай решение, лейтенант.
1974 год. 1 июля. 11:45
– Ещё раз покажите, где он сидел, – спросил пожилую женщину Куприянов.
– Вон на той лавке, которая зелёная. На ней и сидел, – уверенно показала женщина.
– И когда он ушёл?
– Так как я на него стала смотреть, на ненормального, так встал и заковылял туда в сторону сквера.
– Почему заковылял?
– Так хромал он. Я разве не сказала?
– Нет. На какую ногу хромал?
Женщина задумалась. Потрогала свою левую ногу и сказала:
– На левую. Вот на эту. Точно, на левую.
– А почему вы обратили на него внимание? Чем он вас привлёк?
– Так, товарищ милиционер, на улице жара тридцать градусов.
– Ну.
– А он в чёрном пиджаке. Это нормально?
– Ну, – протянул Василий. – Наверное, не очень. А раньше в вашем дворе вы этого старика видели?
– Никогда. Я тут живу давно. Всех знаю. Его первый раз видела.
– Спасибо.
Куприянов ещё раз уточнил данные женщины и пошёл к той лавочке, где вчера днём сидел старик в чёрном. Он появился уже во второй раз. Приметы совпадали с тем, которого видели в декабре, перед ограблением квартиры директора потребкооперации. «Тогда он заходил в подъезд, – размышлял Василий, – а сейчас он сидел на этой лавочке. Может быть, ждал пока Пожарская выйдет из дома? А что, выход из подъезда