судорожно искал в голове хоть какие-нибудь слова, чтобы ответить. Напрасно. Мозг отказывался выдавать что-либо связное. Люба поняв, что молодой человек в ступоре, сказала:
– Саша, отстань от молодого человека. Видишь, ты его смутила. Пойдём.
Подхватив простушку под руку, Пожарская увела её куда-то вглубь тёмного коридора. Василия огорчило то, что Люба даже не посмотрела на него внимательно. Она отнеслась к нему, околдованному её красотой, как к интерьеру, как к лавочкам и стульям, расставленным в фойе театра. «Конечно, – думал Куприянов, – она богиня, а ты, Василий Иванович, простое земное существо».
По дороге домой, под лязг трамвайных колёс, Валера хохотал, вспоминая некоторые сцены капустника. Он то и дело толкал Куприянова локтем в бок, призывая посмеяться вместе с ним. Но Василий был поглощён своими мыслями. Он думал о ней, о Пожарской. Он поймал себя на мысли, что огорчение, связанное размолвкой с Ольгой, отошло на второй план. Куприянов не понимал, как так случилось. Он пытался гнать разные бредовые мысли, бурлящие в его голове, но не получалось. Что-то сделала с ним эта женщина в сером платье.
1994 год. 26 июня. 8:04
Телефонный звонок застал Куприянова в дверях. Он не сразу решил вернуться к аппарату. Ему на домашний телефон с хорошими новостями уже давно не звонили. Василий уже захлопнул дверь, но телефон продолжал назойливо звонить. Куприянов вернулся.
– Алло.
– Василий Иванович? – Василий узнал, это был голос Нины Зиновьевны, дочери Брука.
– Да, Нина Зиновьевна, я слушаю.
– Приезжайте. Папа сегодня в хорошем настроении. Всех узнаёт.
Это была удача, во всяком случае, так думал сыщик. Он чувствовал, что Брук, если конечно захочет, может поведать то, что поможет раскрыть тайну Маргариты Терёхиной, если она существует. Старик сидел в инвалидном кресле на кухне. Седой, с худым бледным лицом, но взгляд осознанный, изучающий Василия.
– Зиновий Моисеевич, здравствуйте, – поздоровался Куприянов, усаживаясь напротив.
– Здравствуйте, – очень тихо ответил Брук.
– Меня зовут Василий Иванович…
Зиновий вдруг махнул рукой, остановив Куприянова.
– Я всё знаю, – говорил он очень тихо, будто экономя силы. – Нина рассказала. Спрашивайте быстрее.
– Маргарита Терёхина. Вы её помните?
– Да.
– Расскажите, как она попала на работу в театр.
Брук повернулся к дочери.
– Нина, налей водички. В горле пересохло.
Он сделал неторопливо несколько глотков, поставил стакан и продолжил:
– Почему она заинтересовала вас? Что-то случилось?
– Зиновий Моисеевич, я не могу посвящать вас в подробности расследования. Мне просто нужно узнать как можно больше о Маргарите Львовне. Это всё.
– Почему вы не спросите это у неё?
– Она умерла.
– Покой душе её, – Брук произнёс это спокойно, без каких-либо эмоций. – И теперь после смерти она вдруг вас заинтересовала?
– Это самоубийство.
– Вот как! – Брук удивился. – На Риту это вовсе не похоже. Хотя… Жизнь порой преподносит такие сюрпризы, что даже такая железная женщина может наложить на себя руки.
– Вы не ответили на мой вопрос, – настаивал Куприянов. – Как она устроилась на работу в театр?
– Обычно. Пришла, подала заявление и получила место билетёра.
– А потом гардеробщицы.
– Ну да.
– А потом кассирши.
– Нет. Кассиром она не была.
– Ну как же, Зиновий Моисеевич, – Куприянов так посмотрел на Брука, что тот понял – сыщик знает многое.
Зиновий закашлялся. Выпил воды и сказал:
– Официально она не была на кассе. Я разрешил иногда подменять кассира. Но поверьте, ни разу не было недостачи.
– Я об этом знаю.
– Вы пытаетесь услышать от меня то, что уже знаете. Зачем? Наверняка вы выяснили, что Рита была судима. Что взял я её без прописки. Правда, потом её прописали. Через несколько дней. Я прав?
– Да. Я уже многое знаю.
– Тогда зачем вы пришли? Что я ещё могу вам сказать нового?
– Почему вы взяли её на работу.
Василий вдруг неожиданно даже для себя стал настаивать на этом вопросе. Опять его чутьё подсказало, что в этом ответе будет важная информация. «Надо добиться от Брука честного ответа. Старик что-то скрывает, – думал сыщик». Зиновий опустил глаза и молчал.
– Знаете, Василий Иванович, – наконец заговорил старик, – прежде чем ответить на этот вопрос, я порассуждаю. Думаю, вы меня поймёте.
– А без рассуждений ответить нельзя? – Куприянов торопил Брука боясь, что у того могут кончиться силы и тогда опять неизвестность.
– Нет. Можете не понять меня. Так вот, у нас у мужчин есть одна слабость. И у меня, и у вас она есть. Отрицать это глупо.
– Какая?
– Красивые женщины. Конечно, если они могут пользоваться этой красотой.
– Согласен, – ответил Василий, – но Маргариту Львовну я бы не причислил к этой категории.
– А она тут не причём.
Повисла пауза. Брук колебался. Он явно не хотел выдать что-то или кого-то. Куприянов решил подтолкнуть собеседника.
– Зиновий Моисеевич, сказали «а», говорите «б».
– Она меня уболтала. Я не смог ей отказать.
– Она это кто?
Опять пауза. Опять старик замолчал. Тут в разговор вмешалась Нина Зиновьевна.
– Папа, ну что с тобой? В конце концов, чего ты боишься? Ты просто выполнил просьбу. Скажи Василию Ивановичу, чью просьбу!
– Кто вас попросил, – ещё раз спросил Куприянов.
– Люба, – очень тихо сказал Брук.
– Фамилия?
– Пожарская.
– Люба Пожарская, – переспросил Куприянов. – Но почему она?
– Она привела тётю ко мне и уговорила меня.
– Терёхина тетя Пожарской? – это для Василия было неожиданным открытием. Он в семидесятые годы хорошо знал Любу и немного Маргариту, но то, что они родственницы, даже не предполагал.
– Да. Терёхина родная тётя Любы. Младшая сестра Любиной мамы.
Куприянов машинально достал из кармана пачку «Camel», взял сигарету, понюхал её и стал разминать.
– Простите, Василий Иванович, у нас в доме не курят, – вежливо сказала Нина.
– Ах да, – Василий отвлёкся от своих размышлений, – я не курю. Это так, старая привычка. Простите. А скажите, – Куприянов опять спросил Брука, – об этом родстве в театре кто-нибудь знал?
– Нет. Рита просила это не афишировать.
– Почему?
– Я думаю, не хотела навредить Любе.
– Наверное, – согласился Куприянов.
Василий, возвращаясь в управление, всю дорогу думал о том, почему Пожарская и Терёхина так скрывали своё родство. «В квартире Терёхиной нет ни одной фотографии родственников. А родством с заслуженной артисткой, с такой известной нынче личностью, можно гордиться. Что это, – думал Василий, – личная неприязнь или преднамеренное сокрытие. Если бы я знал об этом тогда, всё могло бы быть иначе. Что ж, придётся и к этой страничке опять вернуться».
ГЛАВА 12
1973 год. 19 июля 11:10
Жуков долго не решался подойти в Маргарите. Он ждал пока она останется одна. Наконец Валера увидел, что у служебного входа кроме Терёхиной никого не осталось, и подошёл.
– Маргарита Львовна, – Жуков говорил быстро, волновался, – я почти выполнил ваш заказ.
– Хорошо, Валера. А почему почти?
– Потому что нужна примерка.
Терёхина посмотрела на Валеру сердитым стеклянным взглядом.
– Примерки никакой не будет. Сошьешь костюм и готовый привезёшь мне.
– Но как же я доделаю без примерки? – недоумевал модельер.
– А ты постарайся. И давай без глупых вопросов.
– Я … – Жуков хотел объяснить, насколько важна примерка, но увидев свирепый взгляд женщины, передумал. – Я всё понял. Когда нужно закончить.
– Чем быстрее, тем лучше. Вижу, ты меня понял. Иди.
1974 год 30 июня 00:31
Увидев участкового у одного из подъездов, водитель остановил «рафик».
– Похоже здесь, – сказал он, выключая двигатель.
В это дежурство случилось так, что Куприянов опять попал вместе с Зиновьевой.
– Надо же, Елена Яновна, первый день из отпуска и сразу на дежурство, – говорил Василий.
– Обычная практика, – сухо ответила Зиновьева.
Встретив группу, участковый пошёл впереди. Поднялись на третий этаж. Он был последним. Дверь в квартиру была открыта.
– Таня, – обратилась Зиновьева к эксперту Спиридоновой, – сначала замок, потом всё остальное.
Квартира была просторная, трёхкомнатная. Судя по тому,
