снаружи ее голос.
— И она ответила вам, кто это был?
— Грегори Дайсон.
— А, да, он упоминал об этом.
Тим поднялся.
— Я понял, что он к ней приставал. Он вечно к кому-нибудь цепляется. Меня это разозлило, и я сказал: «Черт бы его побрал!», а Молли засмеялась и ответила, что еще ему покажет. В таких делах она большая умница. Вы ведь знаете, у такой девушки, как Молли, тут довольно сложное положение. Гостей обижать нельзя, но она умеет, с недоумением пожав плечами, просто посмеяться. А Грегори Дайсон не может не распускать рук, если он видит красивую женщину.
— Она с ним повздорила?
— Нет, не думаю. Скорее всего, как я и говорю, она подняла это на смех.
— Вы не могли бы сказать точно, был в руке у нее нож или нет?
— Я не помню… Почти уверен, что не было… Нет, совершенно точно, не было
— Но вы только что сказали…
— Послушайте! Я имел в виду, что когда она была в кухне или в зале, она могла взять какой-нибудь нож. Но я могу вас полностью уверить, что когда она вернулась в зал, у нее в руках ничего не было. Совсем ничего. Это совершенно точно.
— Понятно, — сказал Уэстон.
Тим напряженно смотрел на него.
— К чему, черт возьми, вы клоните? Что сказал этот чертов осел Энрико… Мануэль… как его там?
— Он сказал, что ваша жена прошла через кухню, она была чем-то расстроена, и в руке у нее был нож.
— Он слишком драматизирует.
— А после этого вы говорили с вашей женой во время ужина или позже?
— Нет, насколько я помню, практически нет. Я был слишком занят.
— А во время ужина она была в зале?
— Я… о, да, мы всегда находимся среди гостей. Приходится за всем присматривать.
— А вы с ней вообще говорили?
— Нет, не думаю. Мы оба, как правило, очень загружены. Даже не всегда замечаем, что делает другой, и времени разговаривать у нас нет.
— Значит, вы совсем не помните, что вы с ней разговаривали до тех пор, пока тремя часами позже она не поднялась на террасу после того, как обнаружила тело?
— Для нее это был страшный шок. Это ее совершенно убило.
— Я знаю. Это весьма непривлекательно. Как она оказалась на тропинке к пляжу?
— После всего этого напряжения за ужином она часто выходит прогуляться. Ну, понимаете, уйти от гостей и передохнуть немного.
— Когда она вернулась, вы разговаривали с миссис Хиллингдон, насколько я понимаю.
— Да, все остальные уже пошли спать.
— А о чем вы с ней говорили?
— Да ни о чем особенном. А что? Она вам что-нибудь сказала?
— Она еще ничего не сказала: мы ее пока не спрашивали.
— Мы просто болтали о том, о сем: Молли, отель и прочее.
— И затем ваша жена поднялась на террасу и сказала, что произошло?
— Да.
— На руках у нее была кровь?
— Естественно, была! Она же пыталась поднять девчонку, не понимая, что случилось, и больше ничего. Конечно, руки у нее были в крови! Послушайте, на что это вы, черт подери, намекаете? Вы ведь намекаете на что-то?
— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Дэвентри. — Я знаю, Тим, что для вас это величайшая пытка, но нам необходимо выяснить факты. Я так понял, что ваша жена не вполне хорошо себя чувствовала в последнее время?
— Чушь! С ней все в порядке. Просто ее немножко расстроила смерть майора Полгрейва. Это естественно: она очень впечатлительная.
— Мы бы хотели задать ей несколько вопросов, как только ей станет лучше, — сказал Уэстон.
— Но сейчас вы не имеете права. Доктор дал ей успокоительного и сказал, что ее нельзя тревожить. Я не позволю вам ее волновать и запугивать, слышите?
— Мы не собираемся ее запугивать, — ответил Уэстон. — Нам нужно просто выяснить факты. Сейчас мы не станем ее беспокоить, но как только врач разрешит, мы ее навестим. — Голос его прозвучал мягко, но непреклонно.
Тим посмотрел на него, открыл, было, рот, но ничего не сказал.
Эвелин Хиллингдон, спокойная и сдержанная, как обычно, села на указанный стул. Внимательно выслушав предложенные вопросы, она не торопилась с ответом. Ее темные умные глаза вдумчиво смотрели на Уэстона.
— Да, — сказала она. — Я разговаривала на террасе с мистером Кендалом, когда появилась его жена и сообщила нам об убийстве.
— Вашего мужа там не было?
— Нет, он отправился спать.
— Была ли у вас особая причина для разговора с мистером Кендалом?
Эвелин подняла свои тонко подведенные брови — это был недвусмысленный упрек, и холодно сказала:
— Что за странный вопрос. Нет, ни о чем конкретном мы не говорили.
— Вы не обсуждали здоровье его жены?
И опять Эвелин не стала торопиться с ответом.
— Сказать по правде, я не помню, — наконец произнесла она.
— Вы уверены в этом?
— В чем, в том, что я не помню? У вас забавная манера задавать вопросы. Нет, не помню, о стольком говоришь всякий раз.
— Как я понял, в последнее время миссис Кендал не очень хорошо себя чувствует.
— Она выглядела вполне здоровой. Возможно, слегка уставшей. Конечно, ведение такого дела требует многих забот, а она совсем неопытна. Так что, естественно, она была несколько возбуждена.
— Возбуждена, — повторил Уэстон. — Значит, вы называете это вот так.
— Возможно, это и старомодное слово, но оно лучше современного жаргона, который мы используем в повседневной жизни: «вирусная инфекция» вместо «сильной простуды», «нервная озабоченность» вместо «небольшой тревоги».
Ее улыбка заставила Уэстона почувствовать себя несколько не в своей тарелке. Про себя он решил, что Эвелин Хиллингдон — умная женщина. Он посмотрел на Дэвентри, чье неподвижное лицо ничего не выражало.
— Благодарю вас, миссис Хиллингдон, — сказал инспектор Уэстон.
— Мы не стали бы вас беспокоить, миссис Кендал, но нам нужно, чтобы вы просто объяснили, как обнаружили эту девушку. Доктор Грэм говорит, что вы теперь достаточно оправились и можете рассказать об этом.
— О, да, — ответила Молли. — Я уже совсем выздоровела, — она быстро и нервно улыбнулась. — Это был такой шок… Знаете, это было так ужасно…
— Ни минуты в этом не сомневаюсь. Как
