то, что те заводят любовников. Однако эти популярные картинки также демонстрируют «какие-никакие равенство и открытость» в отношениях между полами, совпадающие с тем, что нам известно о крестьянской культуре. На лубках изображены мужчины и женщины, которые с удовольствием общаются друг с другом, поют, танцуют, катаются на салазках с ледяных гор, выпивают. В этих картинках соблазнение — игра, обман — часть игры, и отношения между мужчиной и женщиной веселы и лукавы[67].
По мере того как государство усиливало контроль над российским обществом, все более репрессивный и женоненавистнический взгляд на сексуальность стал отражаться в некоторых аспектах права и государственной политики. Физическая близость сделалась предметом политической озабоченности. Судебник 1649 года предписывал бить кнутом всех, кто устраивал «блудное дело» между мужчинами и женщинами. Следствием принятой Петром Великим идеи благоустроенного полицейского государства (Polizeistaat), добивающегося благополучия посредством активного вмешательства в социальную жизнь, стала усиленная забота государства о сексуальном поведении каждого человека.
В 1716 году Петр I приказал удалить «блудниц» из полков. Нарушившим этот приказ женщинам угрожала опасность «раздеты и явно выгнаны быть». Через два года Петр поручил полицмейстеру только что основанного города Санкт-Петербурга закрыть все «непристойные заведения» в городе — такие, как кабаки и игорные дома. За прелюбодеяние женщин приговаривали к принудительным работам, обычно на прядильных фабриках. Указ от 26 июля 1721 года предписывал «для ссылки в работу винных баб и девок отсылать в Берг- и Мануфактур-коллегию» и отдавать в качестве работниц промышленникам или отправлять в Москву. В 1736 году императрица Анна приказала всех «непотребных женок» бить плетьми и выгонять из дома[68].
Позволив незамужним матерям анонимно отказываться от младенцев, Екатерина Великая одновременно заложила основу для полицейского надзора над общественным поведением женщин и регулирования их нравственности. В 1762 году она выделила лечебницу в Санкт-Петербурге для принудительного содержания женщин «непотребного поведения». Ужесточение контроля над недозволенным сексуальным поведением проистекало из растущих опасений по поводу распространения венерических заболеваний. Женщин, на которых солдаты указывали как на источник их заражения, полагалось помещать в лечебницу, а после лечения, если они не имели средств к существованию, отправлять на работы в сибирские шахты. В 1800 году император Павел I приговорил к принудительным работам на сибирских фабриках всех женщин, «обращающихся в пьянстве, непотребстве и распутной жизни»[69]. Законы также предписывали полиции арестовывать «бродячих, подлых и подозрительных девок», если возникало опасение, что те могут быть носительницами венерических заболеваний[70].
Начиная с 1843 года правительство сменило подход к проблеме «блудниц». Следуя примеру французов, с целью борьбы с венерическими заболеваниями русские начали регулировать проституцию. Отныне недозволенное сексуальное поведение соглашались терпеть, но лишь в пределах, установленных государством. В нескольких крупных городах полиция организовала систему лицензированных «домов терпимости», где врачи регулярно осматривали женщин, чтобы убедиться в их здоровье. Женщины, «промышлявшие развратом» самостоятельно, также обязаны были зарегистрироваться в качестве проституток, иметь при себе справку о состоянии здоровья и проходить еженедельные медицинские осмотры. Если женщины продавали сексуальные услуги без этой официальной печати, они рисковали быть привлеченными к ответственности за «тайный разврат».
Такая политика была явно нацелена на женщин из низшего сословия, живущих вне патриархальной семьи. Женщины, которых считали ответственными за распространение сифилиса, были солдатками, живущими отдельно от мужей, домашней прислугой, уличными торговками, работницами фабрик и бродяжками. Для охраны здоровья населения полиция периодически проводила облавы поблизости от казарм и заводов, в трактирах и ночлежках, — во всех местах, где жили и искали увеселений представители низших сословий. Женщин, у которых обнаруживали венерическое заболевание, полиция вынуждала регистрироваться в качестве проституток. Таким образом, проституция стала допустимой, хотя и не вполне законной в строгом смысле слова. А «распутницы», охраняемые теперь полицией, превратились в «публичных женщин».
По ту сторону культурного разрыва
Перемены, пришедшие в XVIII веке, сделали мерилом элитарного статуса уже не только происхождение, но и образование, и культуру, одновременно увеличив социальный разрыв и открыв новые возможности для его преодоления. Женщины, не принадлежащие к высшим классам, впервые получили доступ к образованию. В 1750-х годах появились первые акушерские курсы для женщин; в Петербурге в 1785 году и в Москве в 1801 году открылись родовспомогательные заведения. При Смольном институте была школа, куда принимали дочерей мещан, хотя к 1791 году в нее хлынуло столько дворянок, что их число превысило количество учениц-простолюдинок. В 1786 году Екатерина также учредила государственные начальные и средние школы, куда принимали девочек на бесплатное обучение. Александр I продолжил ее начинания, учредив на базе образовательной системы церковно-приходские школы. Некоторые незнатные родители были готовы тратить деньги и на учебу дочерей в частных школах. Священнослужитель Дмитрий Ростиславов, родившийся в 1809 году, вспоминал, что во времена его детства многие мещане, священники и даже зажиточные крестьяне считали нужным учить своих дочерей грамоте[71]. В частной школе Анны Вирт в Москве в 1818–1820 годах наряду с девушками из семей чиновников, офицеров и иностранцев учились дочери мещан и духовенства. Их количество было по-прежнему невелико. Всего к 1792 году в России было 1178 учениц, а к 1802 году — 2007 (из 24 064 общего числа учащихся). В 1824 году, по подсчетам, в уездных училищах было 338 девочек, а в частных — 3420. Большинство учениц, разумеется, принадлежали к высшему сословию[72].
Для подавляющего большинства женщин неблагородного происхождения образование оставалось недоступным. Уровень грамотности населения России был очень низким: в 1834 году читать и писать умел только один из 208 русских, в 1856 году — один из 143, и подавляющее большинство грамотных людей были мужчинами. И те немногие возможности для женского образования, которые существовали, были направлены в первую очередь на подготовку к семейной жизни. В Смольном юных мещанок учили быть «совершенными швеями, ткачихами, чулочницами и кухарками», а выйдя замуж, «разделять свое существование между детской и кухней, погребом, амбаром, двором и садом» [Пушкарева 1997: 209–210]. Частные школы, куда иногда отправляли своих дочерей мещане и купцы, ставили перед собой почти те же цели. То же касалось и образования дочерей духовенства, женщины которого во многом жили так же, как и их соседки-крестьянки. В 1843 году, в ответ на опасения духовенства об отставании от образованного общества и жалоб на невежественность жен, Русская православная церковь открыла специальную школу для дочерей священнослужителей с целью подготовки их к замужеству: их предполагалось учить составлять своим мужьям приятную компанию, помогать им содержать в порядке церковные здания, готовить лекарства для больных, заниматься воспитанием детей и поддерживать порядок в доме [Freeze 1983: 178]. Сферой женского предназначения оставалась семья.
