например, Евгения Расторгуева.
Выйдя замуж за торговца золотом, серебром и бриллиантами, после смерти мужа в 1848 году Расторгуева управляла его бизнесом в течение девяти лет, пока не вышла замуж за своего главного приказчика и не передала дела ему. Большинство женщин, занимавшихся независимой торговлей, владели лишь мелким бизнесом или сразу несколькими мелкими бизнесами: они производили и продавали огромное количество товаров, от кирпичей до рыбы и от табака до стальных ведер. Они владели извозчицкими предприятиями, а также компаниями по импорту зерна и трактирами. Большинство женщин-торговцев, вероятно, были незамужними, потому что до 1863 года замужние женщины сталкивались с серьезными препятствиями при регистрации в качестве независимых торговок[66].
Государство вмешивается
В 1701 году одной крестьянке отрезали язык за распространение слухов о том, что Петр Великий — сын немца, которым подменили родившуюся дочь. Вера в то, что Петр — не кто иной, как Антихрист, была широко распространена, особенно среди старообрядцев. Как иначе было объяснить новые тяготы, которые Петр возложил на свой народ? Изменения, внесенные Петром и его преемниками, затронули женщин податных сословий России, как мещанок, так и крестьянок, во многих отношениях. Сильнее всего сказалось введение Петром военного призыва. Со времени его правления и до военной реформы 1874 года призыв отнял у семей миллионы трудоспособных мужчин. Он породил новую социальную категорию — солдаток, солдатских жен. Во время войны рекрутский набор уводил из деревень значительное количество молодых мужчин. Например, в одном крупном имении Тамбовской губернии война 1812 года отняла мужей у более четверти женщин в возрасте от 25 до 29 лет. Вначале служба была пожизненной; в 1793 году ее срок был сокращен до 25 лет, а в 1834 году — до 20. Для женщины, оставшейся в одиночестве, это могло стать катастрофой. «Какой де он царь, он де их, крестьян, разорил з домами, мужей побрал в солдаты, а нас де з детьми осиротил и заставил плакать век», — жаловалась одна из этих женщин на Петра Великого [Голикова 1957: 174].
Если солдатка принадлежала к крестьянскому сословию, то часто оказывалась в самом маргинальном положении. Поскольку воинская повинность юридически освобождала крепостных от власти помещика, то его жена и дети тоже становились юридически «свободными», и в результате жены часто теряли долю мужей в общинных землях и все другие блага от имения. Некоторым приходилось просить милостыню в деревне; другие оставались жить в зависимом положении в семье мужа или у родственников. Однако, поскольку это были лишние рты и потенциальная угроза для других женщин в семье и общине, солдаток могли вовсе изгнать из деревни. Такие женщины становились очень уязвимыми. Их могли даже снова сделать крепостными вопреки закону, как это случилось с женой одного солдата, которая работала у государственного чиновника и родила ему нескольких внебрачных детей. Тот в конце концов продал ее другому дворянину, объявив женой своего дворового. Она получила свободу, после того как ее первоначальные владельцы подтвердили, что она жена солдата, но ее дети, воспитанные и выкормленные ее нанимателем, остались крепостными.
В городах, куда переселялись такие женщины, для них было мало достойной работы и много мужчин, готовых заплатить за интимную близость. Некоторые женщины занимались мелкой торговлей, многих нанимали в качестве домашней прислуги. Некоторые из них могли служить примерами скромного успеха: они владели небольшими мастерскими или коммерческими предприятиями. Другие вступали в бигамные браки, как, например, «Евдокия Иванова дочь», вышедшая замуж за казенного крестьянина Михея Дорофеева в 1739 году, за десять дней до его ухода в солдаты. Не получая от него никаких известий в течение шести лет, она в 1745 году вышла замуж за другого мужчину [Bisha 2002: 236]. Однако к проституции как к временному или постоянному средству прибегало столько женщин, что солдатские жены приобрели сомнительную репутацию. В 1800 году, когда царь Павел I приказал провести облавы на проституток и сослать их работать на фабрики Дальнего Востока, половина этих женщин, арестованных в Москве, оказались солдатками. Солдатские жены также занимали большое место среди матерей внебрачных детей. В течение XVIII века рождение незаконных детей и детоубийство стали гораздо более заметными и, по-видимому, более распространенными явлениями, чем ранее.
Социальные проблемы, порожденные Петровской революцией, побудили государство к действию. Озабоченность демографией привела к первым попыткам сохранить жизнь незаконнорожденным детям. В 1712, а затем в 1714 и 1715 годах Петр Великий приказал учредить лечебницы, куда матерям разрешалось тайно отдавать своих внебрачных детей. Однако после смерти Петра эти лечебницы были закрыты. Когда в царствование Екатерины Великой государство вновь предприняло меры к решению проблемы внебрачных детей, его подход принципиально изменился. По инициативе Ивана Бецкого Екатерина Великая основала приюты для подкидышей — в 1764 году в Москве и в 1771 году в Санкт-Петербурге. По замыслу Екатерины эти приюты предназначались для сохранения жизни внебрачных детей и, что не менее важно, для создания совершенно нового типа личности — трудолюбивых граждан, впитавших в себя просвещенную мораль, которые будут укреплять благосостояние страны. В эти приюты, не ставившие никаких барьеров для приема воспитанников, стали свозить не только внебрачных детей, но и законнорожденных отпрысков матерей и отцов, не способных или не желающих о них заботиться. Такие родители оставляли детей в приюте в надежде забрать их позже, когда и если те достигнут трудоспособного возраста. Несмотря на проблемы с чрезвычайно высоким уровнем младенческой смертности и непрекращающееся злоупотребление системой со стороны родителей, стремившихся сбросить с себя бремя взращивания детей, российское правительство не желало каким бы то ни было образом ограничивать прием. Воспитательные дома представляли собой одно из очень немногих государственных благотворительных учреждений в России. Они служили символом трудов империи во имя благого дела, а также материнской или отеческой заботы правителей о самых беззащитных и обездоленных своих подданных [Ransel 1988: 31–83; 154–158].
Однако к матерям этих детей государство относилось далеко не столь заботливо, если про тех было известно, что они «предаются пороку». Напротив, империя оборачивалась к ним своей самой суровой и властной стороной, вводя мизогинные и репрессивные элементы массовой и религиозной культуры в государственную политику. Славянская духовная литература, считавшая греховным любое соитие без цели продолжения рода, не делала большого различия между женщиной, продающей секс за деньги, и той, которая спит с кем-то, кроме мужа, без материальной выгоды для себя. В обоих случаях ее именовали блудницей и распутницей, оскорбляющей нравственность и общественные приличия. Представление о женщинах как о сексуально ненасытных созданиях, умышленно склоняющих мужчин к греху, нашло отражение в лубках XVIII века: там изображается, как женщин бьют за
