Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
дочери, великой княгини Марии Павловны. Она начала собирать иконы в Пскове, когда работала медсестрой в госпитале во время Первой мировой войны. Часть своего имущества она хранила во дворце отца.
Альтернативу выставке-продаже икон в особняке Ашберга в Париже представляло предложение из Германии. В том же письме Ангарский сообщал:
Аналогичное предложение мы имеем из Берлина, где предполагается устроить выставку русских старинных икон без продажи, а затем уже, вызвав интерес к этому делу – организовать аукцион. Для того, чтобы вызвать интерес к иконам, мы готовы даже составить для выставки, но не для продажи, музейную коллекцию.
Этот план был воплощен в жизнь. Первая советская выставка икон на Западе, составленная почти исключительно из произведений русской иконописи (прилож. 2), не ограничилась Берлином, а совершила длительное мировое турне, став крупномасштабной рекламной кампанией нового художественного товара. Десятки тысяч людей на Западе, и среди них – директора музеев, коллекционеры и арт-дилеры, открыли для себя древнерусское искусство.
Часть 3. КРАСНЫЕ ПЕРЕДВИЖНИКИ: ПЕРВАЯ СОВЕТСКАЯ ВЫСТАВКА ИКОН НА ЗАПАДЕ
Идея показать русские иконы на Западе появилась задолго до начала форсированной индустриализации, массового экспорта произведений искусства из СССР и создания «Антиквариата». Проходили и показы русских икон за рубежом, однако кратковременные и локальные20. Парадоксально, но первый грандиозный проект длительного турне русских икон из ведущих музеев страны на Запад, включая шедевры иконописи, был осуществлен государством безбожников. Появление могущественного спонсора выставки – советского государства – стало следствием острейшего золотовалютного кризиса рубежа 1920–1930‐х годов. Первая советская выставка икон на Западе должна была подготовить почву для массового экспорта нового художественного товара. Валютный кризис намертво связал коммерческие и научно-просветительские задачи выставки: только благодаря кровной заинтересованности в выставке советских торговцев просвещение Запада состоялось, но достижение мировой славы русской иконы оказалось чревато риском распродажи советских музеев.
ГЛАВА 1. СОЗДАТЬ МОДУ НА РУССКИЕ ИКОНЫ!
Мечты о выставке. Появление главного спонсора. Слуга двух господ. Неспокойный триумвират. Человек, который уговорил Госторг войти в дело. Научный успех – залог успешной распродажи. Опасная игра. Кто будет платить?
В 1913 году под впечатлением от успеха выставки древнерусского искусства, прошедшей в Москве, Павел Муратов писал, что «не успеет пройти три-четыре года», и Европа будет мечтать о подобной выставке, а «русская иконопись войдет почетной гостьей в западные музеи». Мировая война и революция в России отсрочили воплощение этой мечты. Но стоило хаосу поутихнуть, и о заграничной выставке заговорили вновь. По свидетельству Грабаря, в начале 1920‐х годов немецкие художники-модернисты, археологи и историки искусства, которые бывали в Москве и знали о расчистке древних икон, предложили показать их в Германии. Однако в то время, как пишет Грабарь, никто не хотел давать денег.
Во второй половине 1920‐х годов появились зарубежные спонсоры. Франкфуртский Städtelsches Institut выразил готовность дать средства для показа икон из СССР в своих стенах. В декабре 1926 года Грабарь вел переговоры, и не только в Германии, но и в Австрии, во Франции и в Англии. В то время он осторожно говорил о составе и целях выставки:
…само собою разумеется, что мы не можем двигать с мест наших главных памятников, сосредоточенных в храмах, а отчасти в музеях…; я предполагаю двинуть все же весьма замечательный материал, найденный в разных рухлядных и на колокольнях и не вошедший в состав музеев, а затем первоклассный по своей значительности и ценности материал из частных собраний. Часть собственников готовы продать принадлежащие им вещи, часть дают только на выставку, но никоим образом не на продажу. Среди этих икон есть уникальные, древнейших эпох. Материал из государственного музейного фонда продаваться не будет, но он предназначен для обмена с западными музеями на картины старых и новых мастеров, нам нужных (выделено мной. – Е. О.).
«Замечательный материал, найденный в разных рухлядных и на колокольнях», который Грабарь планировал «двинуть» на Запад, видимо, включал иконы, собранные в годы Гражданской войны Комиссией по сохранению и раскрытию памятников древней живописи в России. После преобразования комиссии многие из икон оказались в реставрационных мастерских, которыми заведовал Грабарь. К числу таких икон, например, относился знаменитый Звенигородский чин, который был найден в сарае около Успенского собора под завалами дров. В то время этот чин считался, наравне со «Св. Троицей», лучшими работами Андрея Рублева21. Однако, как показывает документ, музейные собрания в то время Грабарь не предполагал трогать, о Госторге и торговцах пока не было ни слова. Ехать на предполагавшуюся выставку должны были Грабарь, а также реставраторы – для демонстрации расчистки икон и выполнения возможных заказов.
Дело медленно, но двигалось. Весной 1927 года идея выставки получила одобрение наркома просвещения Анатолия Васильевича Луначарского. В июне коллегия Главнауки Наркомпроса дала добро. Показательно, что Главнаука не возражала против продажи икон с выставки, оговорив, что «для реализации могут быть отобраны только те иконы музейного значения (! – Е. О.), которые не могут быть использованы для экспозиции в наших музеях». Были готовы и договор, и список предварительных расходов. Открыть выставку Грабарь планировал в сентябре, но, несмотря на одобрение музейными властями и то, что расходы оплачивали немцы, выставка тогда не состоялась. Видимо, отсутствовал главный спонсор: в 1927 году особой заинтересованности у советского руководства в этой выставке не было.
Закономерно, что первая советская выставка икон на Западе состоялась не в нэповском 1927-м, а в сталинские 1929–1932 годы – время форсирования индустриализации и массового экспорта художественных ценностей из СССР. Именно тогда у выставки появился покровитель гораздо более влиятельный, чем франкфуртский институт, – сталинское руководство, оказавшееся в тисках острейшего валютного кризиса. Нужда в валюте решила все. После того как вместо ВОКС22 в 1928 году выставкой заинтересовался Госторг, идеи и планы стали воплощаться в жизнь, а предполагаемое турне стремительно расширилось. Наряду с центрами антикварных аукционов, Парижем и Лондоном, а также Берлином и Веной, разговор пошел об отправке икон туда, где, по убеждению организаторов, водились по-настоящему большие деньги и щедрые коллекционеры, – в Соединенные Штаты Америки.
Выставка стала слугой двух господ. Ее устроители Наркомторг и Наркомпрос представляли одно советское правительство, но должны были преследовать противоположные цели. Торговцы видели в выставке рекламу товара и требовали показать как можно больше шедевров, лелея надежду кое-что продать с самого показа или по соседству с ним. Просвещенцы же должны были стоять на страже национального художественного достояния и пропагандировать исключительно культурные и научные задачи: познакомить Запад с недавно сделанным в
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
