class="stanza">
Я подношу все добрые и злые действия
Как жертвы всепоглощающему огню, питаемому
Временем.
Две руки, которыми я держу сосуд,
суть Шива и Шакти,
Сосуд подношения есть Сознание (унмани), сваха.
Я предлагаю в жертву эту вселенную
тридцати шести принципов,
Первый из которых есть Шива и последний — земля.
В огонь Сознания, который без топлива
Постоянно горит внутри. Из которого исходят
Лучи чудесного света, который очищает
То, что замутнено тьмой невежества (Майя), сваха.
Я приношу в жертву все в темноте в Огонь
Конечного Жертвования…
Основное отличие между внешней формой ритуала янтры (пуджа) и внутренней медитацией с использованием символов янтры состоит в том, что первое производит ментальные состояния, которые подобны «семенам» будущих ростков сознания, в то время как последнее есть «без семени» (нирбиджа) и ведет к интуитивному пониманию реальности, раскрытой во множественности бытия, в котором бытие, знание и блаженство неразделимы и неразличимы.
Переживание бинду
Кульминационный момент медитации янтры достигается, когда садхака начинает интериоризировать бинду янтры как внутренний, неизменный центр. Духовное переживание бинду означает конец духовной инволюции. Опыт «состояния бинду» уникален. Психически он предполагает осознание садхаком собственной полноты, которая спонтанно раскрывается во внутреннем озарении. Все направленные вовне энергии феноменального «я» собираются вместе во внутреннем состоянии спокойствия и единства с конечной реализацией Атмана. «Нейтралитет чувств» преобладает над творящей игрой Майя Шакти, и садхака теперь — молчаливый созерцатель, не затрагиваемый более миром явлений. Он не смеется и не плачет, не любит и не ненавидит, поскольку он преодолевает все дуальные противоположности. Адепт приобретает именно то состояние, которое обозначает бинду — идеальная точка равновесия всех полярностей. Но это еще не конец, ученик, вслед за этим воспаряет над состоянием бинду, чтобы раствориться в Пустоте — первичной множественности Шивы-Шакти в ее единстве.
Высшая стадия духовного поглощения (самадхи), достигаемая в ритуале янтры и в медитации не подлежит никакому вербальному анализу. Оно совершается в абсолютной тишине: «Выше, чем первичный слог, находится точка, эхо выше нее; слог исчезает вместе со звуком, высшее состояние есть тишина»[66].
Когда адепт становится способен установить в себе состояние первичного равновесия, повернув свои шаги к первоисточнику, поглощая и вновь соединяя все разделения и множественность бытия в единство, что еще следует искать? Смотреть? Слушать? Осязать? Ибо: «Когда существует дуальность, один видит другое, обоняет другое. Но когда все становится одной сущностью, кто что может увидеть? Кто может обонять? Кто может пробовать на вкус? Кто с кем может говорить? Кто о чем может думать? Кто что может осязать?»[67]
Все внешние вспомогательные средства, такие как янтры и мантры, становятся подобны теням. В наиболее глубокой форме внутренней медитации, когда достигнуто граничащее с трансом экстатическое состояние, даже внутренняя янтра воспринимается как лишняя, не служащая более духовной цели: «Йогин, практикующий самадхи, не может более контролироваться янтрой или мантрой; он находится вне власти любых телесных сущностей»[68]. На этой стадии янтра оставляется и может быть передана другому садхаке или погружена в освященную воду.
На более ранних стадиях медитации янтра рассматривалась как частичное проявление ноумена, в то время, как адепт был частью феноменального бытия. Когда достигнута визуализация, янтра становится частью феноменального (обыденного существования), а садхака — внешним аспектом ноуменального. Этот парадокс сущности янтры как сакральной (полной мировых реалий и рассматриваемой в специфическом ритуальном измерении) и профанной (не содержащей универсальных истин при рассмотрении вне ритуала) выражает саму природу янтры: это чисто функциональный символ в тантрическом богослужении, скрывающий в то же время беспредельные истины, таинственные силы мистерии мира.
6. Эстетика янтры
Традиционное индийское искусство, которое включает янтру, никогда не рассматривалось как средство личностного самовыражения, но всегда служило средством фокусировки духа. Произведение искусства отражает божественный архетип и является мостом между конечным и бесконечным, по которому посвятивший себя «совершает путешествие» в другую реальность бытия. Такое произведение обретает свое содержание и форму из внутренних источников. Художник, который хочет проникнуть в мистерию творения, выступает как истолкователь доктрины, как посланник, переносящий универсальные духовные интуиции в визуальные формы. Эти интуиции способствуют откровению, оставлению вторичных аспектов формы и восходят к архетипическим аналогам. Этот процесс возникновения может включать преображение феноменальных образований, так что их конечная форма, выражение их сущностных качеств, перестает исходить на их наружность или «действительную» внешность. В самом деле, производимые формы, согласно индийской теории форм (Саданга), никогда не существуют в том виде, в котором воспринимаются физическим временем, но являются объектами «знания», соответствующими ментальному прототипу. Следовательно, форма никогда не ценится ради нее самой, но ценится лишь настолько, насколько она способствует познанию религиозных или философских истин. То, что видится в форме, есть вечное присутствие, «душа», заключенная в материале.
Все индийские изображения являются «символами» верховного принципа и различаются лишь по степени абстракции. Условно, внешняя форма может всегда различаться по отношению к ее символической ценности. Материальная «действительность» янтры зависит от того, насколько последняя удовлетворяет духовной действительности. Иными словами, философия янтры совпадает с ее эстетикой; здесь форма и удовольствие (эстетическое) неразрывно связаны с внутренней логикой.
В некоторых случаях ценность формы и ценность символа тесно связаны, т. е. существует параллелизм, если не тождество, внутренней натуры форм и их трансцендентальных соответствий. Например, в геометрии точка выступает первичным принципом всех фигур. В янтре геометрия точки дублируется в философской «истине», в символике бинду: бинду, как мы видели ранее, есть природный символ верховного принципа, подобно тому, как геометрическая точка есть базовый принцип всех фигур. Точно так же, как точка в геометрии представляет неразделимое единство и начало всех измерений и конкретных форм, верховный принцип, представленный бинду, не может характеризоваться измерениями, поскольку он постигается как непроявленный, но, в то же время, являющийся основой духовных измерений и эмпирического бытия.
В языке форм янтры треугольник выступает простейшей мировой формой после точки. Так он является первым священным ограждением принципа Шивы-Шакти. Три точки треугольника относятся к триадам соответствующих мировых принципов: саттва, раджас и тамас; творение, сохранение и растворение. Содержание определяет форму девяти потоков Шри янтры, которые соотносятся с девятикратным разделением мировых принципов; с девятью отверстиями тела[69] (глаза, уши, рот, ноздри, гениталии и анус); с девятью психическими центрами (семь чакр + одна под тысячелепестковым лотосом и одна под глазами); с девятью именами Дэви[70] (Трипура, Трипуреши, Трипура-Сундари, Трипуравасини, Трипурарашри, Трипурамалини, Трипурасиддха, Трипурамбха, Махатрипурасундари);
