Япония? — повернулся Урицкий к Зорге.
— Для Японии блок с фашистской Германией тоже первостепенно важен, — ответил Рихард. — И ей без сильного союзника на Западе нечего думать об осуществлении своих захватнических планов. Особенно стремятся к союзу с Гитлером «молодые офицеры». Но все же, насколько я информирован, инициатива исходит от Гитлера.
— Да, это так, — подтвердил Оскар. — Враг номер один — фашистская Германия. Хотя многие до сих пор еще не представляют, какой это страшный враг…
— А какая главная опасность грозит нам с Востока? — Комкор снова обратился к Рихарду.
— Как я уже сообщал, будущий год ожидается в генеральских кругах Токио как год «особого символа». В 1936 году заканчивается выполнение плана реорганизации и перевооружения японской армии, и она должна, по мнению «молодых офицеров», начать большую войну.
Урицкий от переносицы к вискам потер веки, поднял на Рихарда внимательные, строгие глаза:
— Смысл всей вашей работы в Токио — отвести возможность войны между Японией и СССР. Главный объект — германское посольство.
Зорге молчал. Пауза затягивалась. Теперь на него внимательно и строго смотрели все трое.
Урицкий снова провел пальцами по векам:
— Я понимаю. Спецкомандировка затянулась. Хорошо… Кто–нибудь сможет заменить вас в Токио и возглавить операцию «Рамзай»?
Зорге задумался. Потом твердо сказал:
— Нет. Потому что самое важное — связи в германском посольстве. Особенно с военным атташе Оттом. — И, горько усмехнувшись, процитировал: — «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!..» Когда, товарищ комкор?
— Мы не имеем права терять ни дня.
Встал и направился к двери до этого все время молчавший Василий:
— Сейчас я представлю тебе нового твоего радиста. Золотые руки. Впрочем, ты отлично знаешь его по Шанхаю.
Он открыл дверь, позвал. В комнату вошел широкоплечий человек. Это был Макс Готфрид Клаузен.
Да, Рихард впервые встретился с ним еще в начале 1930 года в маленькой гостинице в квартале Тонкю, на окраине Шанхая. «Коммивояжер» Макс Клаузен был испытанным коммунистом, превосходным механиком и радистом. Он сам мог быстро собирать портативные и мощные рации. Все два года, которые Рихард работал с Максом в Китае, связь с Центром была бесперебойной.
За окнами, выходившими вровень с тротуаром в переулок, уже шуршало утро. Шаги первых прохожих и изломанные тени, в такт им проползающие по стене. Мерные вздохи метлы — дворничиха Паша уже заступила на свой пост. За домами торжествующе прогудел первый троллейбус.
— Ты не спишь?
— Не сплю…
На столе и на стульях разинули пасти чемоданы
— Я не мог иначе…
— Не надо… Я понимаю.
Потом, молчаливо укладывая чемоданы и боясь моргнуть, чтобы не заплакать, Катя сказала:
— Я догадываюсь, какая у тебя там работа. Почему только ты?
— Нет, не я один.
— Ты не понял. Я тоже хочу с тобой.
— Это невозможно.
— Почему?
— По очень, очень многим причинам… И еще потому, что там мне нужна железная выдержка. Я должен подчинять все одной цели, выполнению одного дела.
— Хорошо, Ика… — Она молчала. — Ты прав. Тебе пришлось бы заботиться не только обо мне. О двоих…
Он сначала не понял, потом схватил ее за плечи, притянул к себе:
— Да?
Она почувствовала торжество и радость в его голосе. Улыбнулась:
— Кажется, да.
Она никогда не видела его таким счастливым, как сейчас.
— Великолепно! Ты не можешь себе представить, как это великолепно! Что бы ни было, что бы ни случилось, но маленький мой, наш, будет жить на земле!
Он говорил, обрывал фразу на полуслове. Он радовался и горевал, что осталось всего несколько часов. И что он не будет здесь, когда их ребенок появится на свет. Что он ничем не сможет помочь. Что он будет тревожиться и ничего не знать долгими месяцами.
— Я хочу, чтобы у нас была дочка. Девочка — это к миру. Мы назовем ее, как тебя. Обязательно…
Он так разволновался, что теперь уже Катя успокаивала его. Да, все сбудет хорошо. Он может быть спокоен.
У дома уже сигналила «эмка».
27
В политических кругах Токио атмосфера накалялась. Зорге отсутствовал всего несколько недель, но за это время в японской столице произошли большие изменения.
Рихарду все яснее становилось, какие силы пытались влиять на внешнюю политику Японии. Различные партии капиталистических концернов и земельных магнатов и фашистские организации группировались в два лагеря, между которыми развертывалась ожесточенная борьба. Одна группировка — это «блок сановников», или «умеренных», возглавляемая главным советником императора князем Сайондзи. Она выступала против немедленного нападения на Советский Союз. Конечно, не потому, что боролась за мир — просто «умеренные» считали, что Япония еще не подготовлена к большой войне и нужно подождать, пока начнется нападение на СССР с Запада. Во главе другой группировки стоял генерал Садао Араки, бывший военный министр, лидер военно–фашистского движения в Японии, идеолог «молодого офицерства». Он злобно ненавидел Россию. У Араки были на то и личные причины: еще в 1916 году он был арестован в Иркутске как шпион. Теперь генерал открыто поддерживал белогвардейцев, разжигал антисоветские страсти. А главное — он требовал немедленно начать «континентальную войну», бросить японскую армию на Монгольскую Народную Республику и Советское Приморье. Араки в противовес «умеренным» доказывал, что каждый упущенный день ухудшает шансы на победу. Конечно же, генерал Араки — рьяный сторонник сближения с гитлеровской Германией.
Итак, какая группировка возьмет верх?..
— Ты сам понимаешь, дорогой, что я лично делаю ставку на Араки, — доверительно сказал Рихарду Отт. — Чем скорее произойдет японский «поджог рейхстага», тем лучше!
Он засмеялся.
— Ты, Эйген, большой шутник, — заметил Рихард. А сам подумал: «Приход к власти Араки–начало войны…»
Макс Клаузен, сменивший Бернхарда, выходил в эфир и передавал в Центр сообщения Зорге о надвигавшейся опасности.
28
26 февраля на рассвете Рихарда поднял с постели телефонный звонок.
— Поздравляю, Рихард! Свершилось! Зорге бросился в посольство.
Да, оправдались худшие опасения: «молодые офицеры» совершили в Токио военно–фашистский переворот. Новости поступали одна за другой, одна тревожнее другой: отряды заговорщиков захватили резиденцию премьер–министра, здание полицейского управления, телеграфно–телефонный узел. Убиты многие деятели «блока сановников» — генерал Ватанабэ, лорд–хранитель печати адмирал Сайто, министр финансов Такахаси. Премьер–министр адмирал Окада спасся от заговорщиков, спрятавшись в гробу с телом своего убитого шурина.
Германское посольство гудело, как провода под высоким напряжением. На всех лицах — несдерживаемые торжествующие улыбки. Связь с Берлином круглосуточная. Гитлер
