который их придумал.
– Как? Где ты его видел?
– В вонючем лагере для рюсся.
– Что он там делал?
– Служил, выполнял свой гражданский долг.
– Сочинял ароматы?
– В том числе. Я в то время был совсем мальчишкой, но уже успел повоевать. Он открыл мне тайну своего любимого аромата.
– Расскажи!
– Чем пахнет двадцать второй номер.
– Чем? Именно его Йозеф хочет купить, правда, ему хватит только на мини-флакон.
– У парня хорошее чутьё, если он думает, что Аннушке подойдёт этот запах. В его основе аромат карельской кубышки и свежесть озёрной воды. Только карельская кубышка, только карельская вода. Эрнест[38] утверждал, что озёра и кубышки в других частях света пахнут совсем по-другому. Так что «Шанель № 22» – это запах нашей страны. Скажи Йозефу, пусть берёт самый большой флакон, я добавлю.
– Спокойной ночи, дядя. Я тебя люблю.
* * *
Подъём к развалинам Монсегюра стал для Эйно настоящей пыткой – дико болела поясница, в спину, казалось, воткнули кол. Парень терпел, сжав зубы, упорно шёл вверх по тропинке. Когда добрались до руин, увидели, что земля в некоторых местах действительно была перекопана, взрыхлена. «Ищут! Ищут!» – закричала Анна.
Поставили палатку, развели костерок, поджарили хлеб с ветчиной. Йозеф с Анной пошли гулять среди орущих цикад, кривых сосенок и колючек. Дядя с сигарой в зубах застыл и бессмысленно пялился в бесконечные дали. Эйно лежал совершенно без сил.
Ночью Эйно выполз из палатки, ему стало душно: казалось, от усиленной ходьбы хребет, который заворачивался вокруг своей оси, словно винтовая лестница, дал крен на лёгкие. «Похоже, горб мой начал расти внутрь». Эйно обмотался одеялом и решил поспать на земле под полуобвалившейся, но вроде крепкой кладкой – там легче дышалось. Задремал и проснулся от странного шума. При свете звёзд кто-то рыл землю, искал чашу Грааля. Тёмный, бесформенный, большой и неприятный. Что-то говорил себе под нос, но, кажется, не по-французски, не по-испански. Может, язык ок[39]?
Окаменев от страха и удивления, Эйно наблюдал, как тёмный ищет катарскую святыню. Не находил и постепенно раздражался, бормотание перешло в злобный рык и хрип. А может, это дьявол? Он хочет найти святую чашу и похитить наши души.
– Дядя! Дя-дя!
Нечистый сверкнул глазами, выругался и бросился наутёк.
– Эйно, не бойся. Это же кабанчик землю роет! – Арви вылез из палатки.
– Боже, как я испугался. Что он искал?
– Грибы, коренья. Я однажды на охоте такого подстрелил, когда ты был маленький. Отдал его в коптильню и матери твоей подарил на именины. Вы его полгода ели. Ты не помнишь. Давай я с тобой тут посижу. Может, он вернётся. Не бойся, спи спокойно.
Эйно положил голову дяде на колени. Арви смотрел в бледнеющее небо, прислушивался к возне кабанчиков. Вокруг витали духи альбигойских еретиков, но он их в упор не видел.
Вернулись в Нарбонну, прожили два спокойных дня, потом решили проехаться по рыбацким деревням. Пахло гнилой рыбой, на чахлых кустах сушились сети, под ногами трещал сухой тростник. Ветер дул с суши, отгонял тёплую воду от берега, купаться не хотелось. Церквушки, которые надо было посетить, стояли наверху, приходилось тащиться по крутым улочкам и каменным лестницам, Эйно постанывал, но упрямо преодолевал ступени, пару раз Арви брал его на закорки, Йозеф поглядывал с завистью и восхищением: «Вот бы мне такого дядю!»
На смотровой площадке ветер сбивал с ног, взмётывал косы Анны, Арви чуть не остался без своей армейской кепки. Йозеф сквозь слёзы смотрел на холмы, поросшие низенькими соснами, и подёрнутую рябью воду:
– Эта картина открывалась моим любимым поэтам. Я смотрю глазами Гираута Рикье и Бернарта де Вентадорна. «Вся жизнь моя – тёмный бред, и ждёт её полный крах»[40].
– Во-во, – поддакнул Арви.
Поели на главной – крохотной – площади старинного селения Баж. Скромный обед состоял из хлеба, копчёной колбасы и кофе. Ветер уносил меню, салфетки и деньги. Эйно тяжело дышал и через силу улыбался. Йозеф думал о том, что много веков назад это же солнце обливало эти же камни. Мысленно одевал Анну в костюм средневековой девушки, на разомлевшего от жары и пива Арви нацепил горячий шлем. После обеда отправились на соляную фабрику святого Мартина.
Вода была, как Йозеф и обещал, ярко-розовая на солнце и серая при облаках, гонимых крепким ветром. Среди соляных куч нога за ногу ходили люди в сапогах с лопатами. Всё было странное, сонное. Худой, до черноты загорелый сторож разрешил путешественникам посмотреть, как сушат «белое золото», и даже провёл экскурсию по соляным заводям.
В некотором отдалении от главного здания фабрики высилась куча старой, должно быть, ненужной, бракованной соли. Одолжив лопату у рабочего, Йозеф решительным шагом направился к ней и принялся её раскидывать. Арви прилёг под кустом, выкурил две папироски и заснул. Брат и сестра помогали Йозефу искать Грааль, руками разгребали соль. Работали два часа, разворошили всю кучу. Волшебного кубка, конечно, не было.
На следующий день ветер поменял направление, по морю побежали барашки, потом покатили валы. Эйно не терпелось «постоять в волнах». Дядя и племянник вошли в беспокойную воду.
– Эйно, стоим здесь, по пояс, ни шагу дальше, а-а-а, волна! Прыгай!
У горбуна подпрыгивать не очень-то получалось. Волны окатывали с головой, лицо и тело облепили водоросли, но тёплое море сводило на нет всю боль и усталость. Парень был совершенно счастлив.
По мокрому песку шёл босой господин в белой тройке с собачкой на поводке. Придерживая шляпу, поздоровался и показал на полосу густого тумана, которая двигалась с моря. Что-то сказал, перекрикивая ветер. Его никто не понял.
Анне не нравились качающиеся у берега бурые водоросли. Чтобы не мешали, смело пошла сквозь бьющие волны, нырнула, поплыла вперёд, стремясь скорее отдать своё тело во власть чистой мощной воды.
Йозеф сидел на берегу, зачарованный бесконечностью горизонта и столкновением стихий. Ветер усилился, волны пошли внахлёст. Потомок тамплиеров умилялся на прыгающих дядю с племянником, потом стал искать глазами Даму сердца. Её нигде не было. Были одни лишь мятежные зелёные массы, пробиваемые падающими с небес световыми потоками. Анна исчезла. Вдруг Йозеф заметил рот – он показывался из воды, тонул, появлялся снова. Это был рот, наполненный последним криком, которого не было слышно: ветер выл, как сотня фурий.
Йозеф бросился в воду, поплыл, мысленно повторяя: «Господи, Господи, Господи, неужели это не шутка, неужели пришла смерть?»
Анна тонула в том месте, где долговязый Йозеф нащупывал ногами дно. Волны обрушивались на голову, но было можно стоять и в какие-то моменты – дышать. Парень
