гусином жире, зелёная фасоль. Рядом на площади бегали дети, кто-то пел, Йозеф находился в полуобморочном состоянии от первых южных впечатлений, пива, на которое не скупился Арви, и близости Анны – она смеялась, всплёскивала руками, пахла дрожжевым тестом и карамелью, лёгкое платье трепал ветер.
Йозеф с Анной решили погулять вдоль канала, Арви повёл племянника спать. Как обычно, массировал ему на ночь спину.
– Дядя, как ты думаешь, Йозеф всё выдумал насчёт Грааля? Или ему действительно был вещий сон?
– Может, и был. Мне тоже как-то снилось, что хожу по берегу среди соляных куч.
– Ого, какое совпадение! Ты ведь впервые на Средиземном море?
– Да.
– Тебе весело?
– Да.
– Ты веришь в Грааль?
– Я в Христа не верю, тем более в чашку.
– Анна говорит, что в шотландских сказках полно чудесных кубков, которые по желанию того, кто их держит, наполняются разными напитками – вином, брагой или чистой водой. Но именно в христианских легендах Грааль может дать отпущение грехов. Как ты думаешь, тебе надо было бы из него глотнуть?
– Я уже сказал, прекратите обсуждать мою военную жизнь. Есть ситуации, когда надо наступить на горло своей гордыне, своему прекраснодушию и, принеся себя в жертву, согласиться на роль убийцы.
– Шиворот-навыворот.
– А что делать, когда надо выбирать – либо тысяча погибнет, либо все. Я должен был взять на себя ответственность и стать изувером, чтобы вы спокойно жили. Так вместо «спасибо» камни в меня кидаете.
– Да не кидаем. Просто интересно.
– Вы понятия не имеете, как мы в молодости выживали, через что проходили, чем жертвовали. Я боролся за ваше будущее. И сейчас за вас готов отдать свою жизнь и тысячу чужих.
– Для дедушкиных Босовых ты палач.
– Повторяю, я был тогда в другом месте.
– А так бы стрелял?
– Стрелял, принося себя в жертву.
– Кому?
– Родной стране.
– Это те, в кого ты стрелял, жертвы.
– Я тоже. Христос, в которого ты, как мне известно, трогательно веришь, пожертвовал собой «нас ради» и взошёл на крест. Я для всеобщего спокойствия готов самоотверженно рвать зубами «красную» плоть. Мне от этого радости мало, тухлятиной воняет, но я готов терпеть. Считай, что убийство – мой крест. И я, если понадобится, буду его нести до конца моих дней.
– То есть для тебя убийство – это акт самопожертвования. Удивительная логика. Ну ладно. Слева кулаком потри… Ты жертва обстоятельств, Арви. И совсем не понимаешь сути христианства. Как и наши предки, которые ради Христа крошили людей на мелкие кусочки.
– Так ведь Христос их спровоцировал. Не знал, с кем дело имеет? В мире верующих самые страшные войны случаются из-за религиозных убеждений.
– Да нет, они происходят, когда кушать нечего. А религиозные несогласия это повод отнять еду.
– Ты прав, конечно. Тебе не больно под лопаткой, когда так надавливаю?
– Нормально.
– Сейчас много атеистов и религия уступила место «идеям». Расползлась зараза коммунизма. Тоже хорошего мало.
– Арви, ты не ответил – если бы Грааль отпускал грехи, ты бы им воспользовался?
– Хочешь, чтобы я признал какие-то ошибки? Мне среди революционного пожара следовало жить иначе? Нет, нет, нет! Я выполнял свой долг. А вы с Анной болтаете. Когда вы родились, когда маленькие были, я вас качал – на руках, на ноге. Как приду к сестре – не с ней говорю, не с папашей вашим, а сразу к вам в детскую – и качаю.
– Помню: сквозь сигару польку мычишь и нас на ноге подбрасываешь. Или сидишь с нами на лестнице в бильярдной датского посланника, папа с дедушкой шарами стучат, а ты рассказываешь сказку про великана, который забрал в свой замок детей, и никто не мог их спасти. Прости, что задаю тебе вопросы. Мне хочется понять, как ты, добрый с нами, мог быть жестоким по отношению к другим.
– Говорят тебе, время было такое. Ты бы на моём месте тоже убивал. Во всяком случае, я на это надеюсь.
– Хорошо, я понимаю, как можно убивать в бою. В тебя стреляют, ты стреляешь. Но почему вы убивали невиновных, которые вообще тут ни при чём? «Режь всех, Господь признает своих?» Слышал, что Йозеф рассказывал? Еретики перемешались с не еретиками, пришлось всех прикончить. Ты считаешь, это правильно?
– Да. Думаю, это логика наших предков. Лес рубят – щепки летят. Решение дикое, жестокое, единственно верное и мне абсолютно близкое. «Абсолюман»[37], как говорят французы. Я бы хотел прекратить праздный разговор. Я так понимаю, этот парень за Анной ухаживает? Где их носит?
– Пусть гуляют. Йозеф мне очень нравится. Он ревностный католик и белая кость, настоящий рыцарь.
– Если через час не вернутся, я ему по репе надаю. Последнее – ты мне скажи, это дедушкина старуха про меня слухи распускает? Или дочка?
– Анна дружит с Милочкой.
– Она не замужем?
– С матерью живёт. Ты ведь не причинишь им зла? Дядя, ты ведь добрый?
– Ну добрый, добрый. Вот вы у меня сигары и папиросы таскаете, и я даже знаю, где их прячете, но ни разу вас родителям не выдал. Твоя сестра курит с тринадцати лет. У неё тайник на кухне за батареей.
– За батареей? Значит, это её собственный, даже я про него не знал! Наше общее тайное место другое.
– Я знаю, где. И молчу.
– Дядя, спасибо. Как ты думаешь, я смогу стоять в волнах? Плыть точно не получится. Мой горб всё больше, позвоночник давит на лёгкие, дышу с трудом. В июне пробовал с мамой в речке искупаться, чуть не потонул.
– Я тебя подержу. Если сам не утопну.
– Ну ты-то плавать умеешь! Арви, у тебя тоже иногда спина болит? Это наше семейное проклятие?
– Это заболевание передаётся по наследству. Многие наши были горбатые, но не все, вот с Анной, Урсулой, дедушкой всё в порядке. Горб никогда не мешал славным Тролле одерживать победу над врагами. Преодолевая боль, мы идём к своей цели.
– Нам надо вписать горб в герб. Завтра в Монсегюр? Ты правда хочешь переночевать в палатке на развалинах?
– Ну не зря же я её тащил.
– Говорят, именно там катары спрятали чашу Грааля. Интересно, в земле? Или в тайнике в каменной стене? Наверно, многие искали. Йозеф утверждает, что там ничего нет, посмотрим. Он накопил денег и хочет сделать Анне подарок. Полгода себя ограничивал, вёл аскетическую жизнь.
– Ну и что хочет купить?
– Настоящие французские духи под названием «Шанель». Он хочет их здесь купить, чтобы уж точно были из Франции. Ты знаешь, где такие продаются?
– В магазинах.
– Остроумно, дядя.
– Я даже знаю парфюмера,
