ночь.
– Люда, у тебя есть спирт?
– Есть, но тебе ведь нельзя! – испугалась девчонка.
– Налей грамм сто – сто пятьдесят, – почти приказал ей. – Я никому не скажу.
В его голосе было что-то такое, что медсестра подчинилась: она молча взяла граненый стакан и налила до половины:
– Спирт чистый…
– Спасибо, – на ватных ногах, едва удерживая стакан в руке, он добрел до палаты.
Все спали.
Налив немного воды из-под крана, не делая паузы, решительно выпил.
Гортань обожгло. Перехватило дыхание. Сразу лег на кровать, решил – будь что будет!
…И его сознание отключилось.
Олег очнулся в знакомой палате. У кровати сидели начальник отделения и лечащий врач – женщина, которая держала руку на его пульсе. Поодаль стояла медсестра с готовым шприцем.
– Как вы себя чувствуете? – послышался откуда-то издалека голос начальника отделения полковника Марченко.
– Нормально, – ответил наш друг, еле шевеля губами.
– Подготовьте его для перевода в четвертое отделение, – сказал полковник лечащему врачу и дал указание медсестре:
– Сделайте ему укол магнезии.
Как оказалось, наш знакомый проспал почти двое суток.
4-е отделение специализировалось на желудочно-кишечных заболеваниях.
Здесь лежали в основном язвенники, которые заработали свои дырки из-за чрезмерного употребления зеленого змия.
Отделение тыльной своей частью выходило на Госпитальный вал. Частенько «хворые» выбрасывали корзинку на привязи через окно на улицу, куда сочувствующие друзья и знакомые вместе с едой ухитрялись приладить и вожделенную бутылку.
Нашего друга поместили в палату на двоих. Здесь уже находился на стационарном лечении пожилой, но еще довольно крепкий мужчина.
Они познакомились. Соседа звали Роман Андреевич.
Каждый день он, пробудившись ото сна, совершал утренний туалет и всякий раз убирал кровать. Затем, собравшись, как на работу, присаживался за стол и прочитывал всю свежую прессу. А после уходил на процедуры.
Возвращаясь назад, он никогда не позволял себе лечь одетым на неразобранную постель.
В общении держался просто, но с достоинством. Долгими вечерами они беседовали о Ближнем Востоке, о том, что там происходит. Роман Андреевич внимательно слушал своего собеседника, проявляя живой интерес к теме.
Нашему другу особенно запомнился вечер перед днем выписки из госпиталя Романа Андреевича.
Накануне вышел известный указ Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева о борьбе с пьянством. Сосед, как обычно, внимательно прочитал газету «Правда» и… предложил отметить его «выход на свободу» коньяком, совершенно спокойно достав бутылку из своей тумбочки.
– А как же борьба с пьянством? – удивился наш друг.
Роман Андреевич лишь улыбнулся в ответ, продолжая готовить нехитрую закуску на прикроватном столике:
– Это не про нас, Олег. Давай, присаживайся!
Следующим утром наш переводчик сдавал очередную порцию анализов. Его задержали в лаборатории, а когда он вернулся, кровать Романа Андреевича застилала новым бельем знакомая пожилая санитарка.
На столе лежала предназначенная для Олега записка. В ней содержалось краткое пожелание здоровья «сокамернику» и домашний телефон Романа Андреевича.
Переводчик присел на свою кровать, машинально наблюдая за работой женщины.
Между тем она, убираясь, все что-то причитала.
Наконец, до сознания нашего друга дошло, что «Роман Андреевич такой большой человек, а такой вежливый и внимательный» и что он, уходя, даже сделал ей презент и т. д.
– А кто он, Роман Андреевич?
– Как кто?! Руденко! Генеральный прокурор СССР!
Вот это да!
Олег рассеянно посмотрел на оставленную Романом Андреевичем записку.
И понял, что никогда не позвонит по этому телефону.
Глава 20
Госпиталь КГБ. Киев, весна 1971 г
В переписке с родителями наступила долгая пауза. Еще вчера ему казалось, что вот пройдет какое-то время и он выздоровеет. А тогда и напишет им, не особо вдаваясь в подробности. Но история затянулась. Более того, ей пока не было видно и конца. Пришлось написать родителям в Киев, сообщить, где находится и почему.
Вскоре к нему в госпиталь Бурденко приехал отец. Посмотрев, в каком состоянии сын, и поговорив с лечащим врачом, принял решение – ехать в киевский госпиталь КГБ (отец прежде служил в органах).
…Киев встретил слякотью и плюсовой погодой. Здесь, как и в Москве, в ту зиму было очень много снега. А сейчас он активно таял.
В госпитале, в самом центре старого Киева, отец и сын попали на прием к начальнику отделения. Маленькая, решительная женщина, Любовь Викторовна, долго не церемонилась: положила больного на кушетку и предложила надуть живот. А когда все ее указания были исполнены, ударила сухоньким кулачком прямо по животу.
От этого удара у Олега из глаз полетели искры.
– Где болит?! – громко потребовала она.
– Справа.
– Все ясно, – врач обернулась к отцу. – Вся проблема в печени.
Любовь Викторовна распорядилась немедленно прозондировать больного, но за мучительной процедурой следила лично.
Его уложили на кушетку, на правый бок, с зондом во рту.
В таком состоянии он безрезультатно пролежал около часа – желчный пузырь спазмировал и не хотел открываться.
Тогда за дело взялась сама начальник отделения. Со шприцем в руке она колола больного попеременно то в левую, то в правую ягодицы.
И вот желчь пошла… черная, плохая.
Любовь Викторовна распорядилась сделать посев желчи, чтобы установить заболевание. А пока уложила нашего друга к себе в стационар.
Через неделю Олега и его лечащего врача, а также отца пригласили к начальнику отделения. Любовь Викторовна была сосредоточена. По всему было видно, что их ожидает серьезный разговор. Она сказала, обращаясь к пациенту:
– Чем ты болен – теперь ни одна разведка не установит. Ты переходил свой диагноз на ногах. И как жив еще с такой заразой – непонятно.
И далее, уже обратившись к отцу больного, добавила:
– Ему нужно колоть большие дозы антибиотика «мономицин» по схеме дважды в день. Жив будет, но может оглохнуть. Думайте!
Все посмотрели на Олега.
– Я оглохну совсем или есть шанс?..
– Пятьдесят на пятьдесят. Хотя… ты молодой. Должен справиться, – сухо, но доходчиво объяснила Любовь Викторовна. Она не любила сантиментов.
– Я согласен.
В госпитале Олег провел в общей сложности около месяца. Его через день зондировали, откачивая застоявшуюся желчь, и дважды в день кололи антибиотик: в полдень и в полночь, как было предписано.
Лечащим врачом был мужчина лет сорока, Цвигун Владимир Николаевич, кандидат медицинских наук. Человек он был страстный: любил женщин, выпить и погулять. На работу частенько приходил в сиреневых солнечных очках, прикрывая свежий, сочный синяк.
Но специалист он был, как говорят, от Бога. Если ставил диагноз, то абсолютно точно.
… Дела у нашего друга пошли на поправку. Он начал есть, сон тоже восстановился. Но осложнение уже готовило свой удар. Любовь Викторовна была права: не прошло и трех недель, как он совсем
