Мы с однокурсниками собрали вещи и на два месяца покинули холодные, но такие родные дортуары* университета — разъехались по домам.
***
*Дортуары — общие спальни для студентов.
***
Вернее, большинство из нас — по замкам.
Потому что обучение в университете имени Селесты — очень маленьком и закрытом учебном заведении, специализирующимся на архаичных гуманитарных науках — стоило просто бешеных денег. Сюда в основном поступали младшие дети древних родов, которые могли позволить себе заниматься такой приятной и бесперспективной вещью, как учеба на отделении драматургии, актерского мастерства или поэтики.
У меня единственной на курсе имелась полная стипендия, выданная за выдающиеся академические способности.
Вообще, раньше меня звали Хэвергри Лайсо. Я родилась в Пике Волн, в семье профессора и актрисы. В жилах родителей текла старая знатная кровь, но они происходили из обедневших родов и сами всего добились в жизни — добрались до того уровня, что у нас принято считать «твердым средним классом». Еще у меня было два младших брата, попугай и пес. Я всей душой любила Пик Волн, наш дом находился неподалеку от Озера Истинных Намерений, и я часто гуляла возле него, заглядывая в темную воду, которая никогда не отражала твое лицо — только твои потаенные мысли, как бесплатный и очень жестокий психолог…
Я росла, будто нежная принцесса: родители не жалели денег на мое образование. Я с детства обучалась танцам, гимнастике, иностранным языкам, манерам, поэзии и драматургии. Мне нравилась работа матери — актриса, но меня также прельщали исследования отца. Мне точно стоило пойти куда-то в область гуманитарных наук.
Я никогда не мечтала о том, что я хочу получить.
Я всегда мечтала о том, какой я хочу быть.
Умной. Красивой. Утонченной. Обходительной. Я хотела быть леди, которая живет в красоте, созидает красоту, чье сердце полно любви и знаний, которые освещают мир. Я хотела быть ласковой и игривой, вдумчивой и честной, гибкой и благородной.
Благополучной. Идеалом женщины из древних поэм — вот кем я хотела быть.
И, конечно, я хотела учиться в закрытом университете имени Селесты на восточном побережье острова — и нигде больше. Когда я добилась этого, получила стипендию в самое харизматичное из учебных заведений Шэрхенмисты, я была совершенно счастлива.
Помню свой шок в первый год обучения. Мир богатых аристократов, помешанных на древности, оказался куда более наркотически-томным, чем я представляла себе из нашего сада с цветущими глициниями. Но он понравился мне, боги, да, он мне понравился!..
Пьесы, сцены, темнота, красота — это было квинтэссенцией нашего бытия в университете Селесты. Наверное, можно сказать, что в некоторой степени я пошла по наклонной дорожке, но эта жизни была по-своему прекрасна. И я думала: за спуском будет новое возвышение. Зато мне будет о чем вспомнить. Есть разница между тем, чтобы бесконтрольно и бездумно падать в порок, и тем, чтобы выбирать для своей жизни разные цвета и оттенки — чтобы наполнить ее контрастами, чтобы ни о чем не жалеть в старости.
Я думала, у меня все под контролем.
Моей лучшей подругой была Финна Торчергуд. Тем летом я ненадолго заехала домой, а потом отправилась гостить к ней.
Финна была наследницей замка Зайверино, растущего на морском побережье неподалеку от одноименного городка. Незадолго до выпуска Финна перевелась с отделения филологии на теологию и поставила себе целью объединить две компании друзей — «литературную» и «божественную».
Как я сказала, у нас — небольшой университет. Нас, словесников (объединенное отделение актерского мастерства и литературы), насчитывалось всего лишь шесть человек на курсе. Теологов — и того меньше, пятеро. Получалось маленькое, но восхитительное соцветие томных интеллигентов, свихнутых на богах и поэзии, расслабленных, довольных жизнью и немного снобских.
О да, мы были хороши.
В Зайверино к нашим услугам был весь пустой замок — горничных отпустили, а семья подруги где-то путешествовала.
Пара дней прошли как один дурманный мираж — я только и помню, как мы бесконечно зависали в старинной библиотеке, узкой и высокой, похожей на колодец. Шторы опущены. Зажжены разноцветные магические сферы. Их огни отражается в черненых зеркалах, и все, о чем мы жалеем — это то, что слишком жарко для розжига обаятельного камина…
Я возлежала на кушетке из темно-бордового бархата и наизусть читала поэму Шуки Макадуро «Ты и все твои звезды», старательно воя и закатывая глаза на особенно пронзительных пассажах. Кашфиэль ныл, что в коктейль принято класть только одну оливку: что за безобразие, скупость человеческая границ не знает! — и все пытался умыкнуть горьковатый плод из бокала Чокчи Фламберга — рослого парня, специализирующегося на средневековой комедии и всегда игравшего на сцене роли героя-любовника, хотя в жизни он был таким забитым зайчиком, что мы непрерывно его стебали. Патрик и Кларисса искали себе жертву, чтобы попрактиковаться в искусстве шибари*, Финна играла на скрипке, а студенты-теологи жарко спорили о чем-то своем внеземном. Один из них — Дерек — иногда так внимательно смотрел на меня из-под густых ресниц, что я уже предчувствовала романтическое продолжение каникул…
***
Шибари — искусство связывания.
***
На субботу Финна решила запланировать какую-то эксцентричную вечеринку.
— Пока ничего не скажу, но вам понравится, — пообещала она, загадочно понизив голос. — Это будет незабываемый опыт. Грандиозный.
И, выгнав нас всех на море, подруга готовила нечто секретное в Малой Гостиной.
Но я не смогла принять в участие в развлечении.
Перед приездом в Зайверино я взяла несколько частных уроков по акробатике — хотела освоить пару новых трюков, которые пригодились бы нам на сцене. Один раз переборщила с прыжками, сильно ударилась, упав, и меня еще какое-то время преследовали мигрени.
В вечер назначенной вечеринки головная боль вспыхнула нестерпимо.
Это было ужасно обидно. Вечерело. Финна вот-вот должна была пустить нас в Малую Гостиную для своих таинственных развлечений, но мне пришлось оставить ребят у бассейна и пойти — а точнее, поползти — в спальню.
Я была разочарована и зла. Я заткнула уши, чтобы не слышать их хохота и не завидовать, накидалась таблетками от головной боли — которые, конечно же, не помогали, — опустила шторы, нацепила маску для сна, и, чертыхаясь, обмотав голову мокрым холодным полотенцем, легла в кровать, в уютную пещеру балдахина.
Я быстро уснула.
Но позже… Меня что-то разбудило.
Сердце билось, как ненормальное. Я резко села в кровати. Вытащила беруши. Мне послышались снизу какие-то звуки… Я не могла даже предположить, что это было — тихое, хлюпающее, странно-чавкающее, — но мне стало так страшно, что я буквально оцепенела.
