Старый добрый бурбон застрял у Максимова в горле.
– Что вы сказали?..
– Увы, Макси, это правда… С одной стороны, было мое расположение к вам и миссис Энн, а с другой – жизнь моей родной сестры. Я выбрал последнее… Неужто вы меня за это осудите?
Максимов разом вытолкнул остатки бурбона из бутылки себе в рот и проглотил их, как голодный хищник глотает вырванный из тела жертвы кусок теплого кровавого мяса. Подкинул бутылку вверх, поймал за горлышко. Покачал, словно дубинку. Грин, перестав контролировать курс амфибии, с опаской следил за действиями человека, чью жену отдал на растерзание варварам.
Максимов немного пофехтовал бутылкой с невидимым противником, широко размахнулся и забросил ее в темные воды Балатона. Сурово, но без злости посмотрел на Грина.
– Простили? – расслабился тот. – Я знал, что вы мудрый человек. Поставьте себя на мое место… Мне удалось удержать Жози, убедить ее не ходить за платьем и не ездить на свидание к Францу в Шпрайтенбах. Но эти головорезы шныряли где-то поблизости. Они могли напасть на нас в гостинице, на улице… в любом месте и в любой момент! Требовалось срочно удалить их из Цюриха, а самим в это время скры…
Конец фразы Грин проглотил вместе с двумя передними зубами, вышибленными кулаком Максимова. Удар, способный свалить слона, обрушился на заболтавшегося американца и смел его с палубы судна, точно пушинку. Над поручнями взметнулись ноги в парусиновых штанах, и послышался сочный всплеск.
Максимов, брезгливо вытерев костяшки пальцев об рубаху, подошел к краю и посмотрел вниз. Как и следовало ожидать, он ничего там не увидел – все скрывала кромешная тьма. Однако о происходящем за бортом можно было догадаться по звукам. Мистеру Грину достало сил выплыть на поверхность, и он ухватился за какую-то снасть, свисавшую сверху (она дернулась и натянулась возле локтя Максимова). Фырканье, надсадный кашель, яростные плевки…
– Макси! – Теперь американец говорил шепеляво, и это слово прозвучало как «Макфи». – Вы рехнулись? Я выложил вам все, как на исповеди, можно сказать, покаялся в содеянном, а вы… Немедленно вытяните меня отсюда!
Максимов отошел от борта и приблизился к штурвалу. Деловито оглядел навигационные приборы. Все они работали исправно, весело светились фосфорическими огоньками. Амфибия двигалась на восток, туда, где через каких-нибудь часа полтора из-за горизонта должно было проклюнуться солнце.
– Макси! – Голос Грина, доносившийся снизу и звучавший глухо, как из преисподней, сделался заискивающим. – Согласен, я заслужил наказание… Вы меня стукнули, отвели душу… давайте теперь помиримся. Вспомните: если бы не я, местные мародеры уже делили бы вашу одежду, а ваш холодный труп покоился бы на дне озера…
Эти слова напомнили Максимову о недавних потерях. Невежи, напавшие на него на западном берегу, удирая, прихватили с собой его оружие и деньги. Оставили только одежду и находившиеся в карманах бумаги, в которых, по всей вероятности, не усмотрели для себя никакой выгоды. Максимов вынул измятую карту, расправил ее и при тусклом свете приборных огоньков вгляделся в линии и разноцветные кляксы.
Вот он, Балатон – вытянут с юго-запада на северо-восток. С минуты на минуту должен показаться берег, но Максимов сомневался, стоит ли к нему причаливать. А если там обитает такое же негостеприимное мужичье? Лучше взять влево и идти вдоль вытянутого сосиской озерного эллипса. Провести на воде время до рассвета, немного вздремнуть…
– Вы меня слышите? – продолжал заклинать Грин. – Уверяю вас, вашей супруге ничто не угрожает… Мадьяры уже наверняка разобрались, что к чему, и отпустили ее. Она им не нужна… Она даже не русская! Возможно, она уже вернулась в Цюрих и разыскивает вас там…
Максимов взглянул на манометр и убавил обороты двигателя. Амфибия пошла тише. Требовалось подумать. Если верить карте, путь на северо-восток приводил к главному оплоту повстанцев – от дальней оконечности озера, похожей на набалдашник трости, оставалось не более сотни верст до Пешта. Лезть сейчас на рожон и соваться в самое пекло было неразумно. Для начала хорошо бы разузнать обстановку. Где-то здесь, на территории новоявленной Венгерской республики, воюют русские солдаты. Примкнуть бы к ним, заручиться поддержкой соотечественников! Тогда шансы найти и вызволить Аниту выросли бы в разы…
Из-за борта неслись вопли мистера Грина:
– Макси, остановите хотя бы эту чертову машину! У меня слабеют руки… Если я выпущу веревку, меня затянет под лопасти… – Американец забулькал, заскребся по обшивке судна, пытаясь вскарабкаться на палубу. – Проклятые немцы с их аккуратностью! Отполировали эту посудину, как лакированный ботинок… Не могу зацепиться…
Скрежет, надрывный стон – и тело коммивояжера снова плюхнулось в воду.
– Макси! Если у вас нет сердца, задействуйте мозги! Я вам нужен! Вы один пропадете…
Максимов скрипнул зубами, перевел амфибию на самый малый ход и подошел к борту, за которым бултыхался Грин. Очень хотелось огреть его по макушке чем-нибудь тяжелым и отправить на корм балатонским карпам. Однако в словах мерзкого торгаша был некоторый резон. Здесь, в чужой, полыхавшей пламенем стране, следовало держаться вместе. Американец, похоже, всерьез осознал свою провинность, а заодно и дотумкал, что с «Макси» шутить не следует. Вытащить его – будет как шелковый. Он головастый, толковый – в качестве помощника будет весьма кстати.
Приняв решение, Максимов подтянул кверху леер, за который держался Грин, дал американцу возможность схватиться свободной рукой за борт и перевалиться через перила на палубу. Из трубы вырвался сноп искр, осветил злополучного коммерсанта, который сейчас больше походил на водяного.
– С-спасибо, Макси! – прошамкал он, тряся нижней челюстью, и вдруг с яростью коршуна набросился на своего спасителя, ухватил его поперек туловища и вместе с ним рухнул на палубное ограждение.
Максимов, хоть и не был готов к такой реакции со стороны несостоявшегося утопленника, быстро опомнился, двинул его сбоку в скулу. Грин взвизгнул, в то же мгновение вынырнувший из темноты увесистый булыжник скользнул по его мокрым волосам и угодил в перила. Каменное ядро было пущено с такой силой, что железные прутья выскочили из гнезд. Двое не то товарищей, не то заклятых врагов, сцепившись друг с другом, полетели в озеро. Едва вода сомкнулась над ними, Грин разжал руки, Максимов, обретя свободу движений, заработал конечностями, пробил теменем гладь Балатона и уцепился за ту самую снасть, благодаря которой чуть ранее не утонул американец.
Грин всплыл секундой позже.
– Вы обалдуй! – зашипел он. – Второй раз за ночь я не даю вам умереть, а вы драться… – И потрогал ушибленную скулу.
Максимов не ответил, он во все глаза смотрел на надвигающийся берег, к которому хоть и медленно, но неуклонно подплывала амфибия. Там, с факелами в руках, плясали черти. Точнее, это так пригрезилось вначале, но потом Максимов разобрал силуэты людей в ненавистных длиннополых рубахах. Люди прыгали, размахивали факелами и еще какими-то предметами, истошно верещали. Тут же, промеж них, стояла, угнезденная в прибрежном песке, деревянная раскоряка, смахивавшая на колодезного журавля, только гораздо крупнее и основательнее.
