Глава 14
Клэр
Первые трое суток хижина была моей больницей. На краю болота в глубине леса я чувствовала себя в безопасности. Я завернулась в старый спальный мешок и спала на ложе из сосновых иголок, то погружаясь в сон, то просыпаясь. Мои порезы и синяки болели и ныли. По ночам я слышала крики — то ли кролика, которого убила сова, то ли дикой кошки, которую я пыталась увидеть всю свою жизнь. В своих снах и горячечном бреду этим кроликом была я сама.
Я знала, что на меня охотятся, как и за ночными тварями. Мой нападавший прятался за черной маской, но, увидев его рост и телосложение, я была уверена, что это Гриффин. В первые сутки я слышала бладхаундов и знала, что преданная Гриффину полиция привлекла поисковых собак. Их лай доносился издалека, и я надеялась, что моя смесь не подпустит их близко.
Когда окончательно проснулась, я сразу поняла, что первым делом мне нужна вода, и, взяв в хижине пустую пластиковую флягу, направилась к роднику, который находился неподалеку, у подножия гранитных уступов. Там наполнила ее и напилась прямо на месте. Мне потребовались все силы, чтобы вернуться в хижину, оставаясь в тени отвесного склона скалы, когда первые солнечные лучи начали проникать в лес.
Есть совсем не хотелось. Голова болела, словно в череп вонзили гвозди, и в глазах двоилось. У меня было сотрясение мозга? Если бы я смогла посмотреть в зеркало, были бы мои зрачки разного размера? Может, у меня кровоизлияние в мозг, и я умру от черепно-мозговой травмы.
Лучше это, чем позволить Гриффину меня найти.
Но я была упрямой и намеревалась либо выжить, либо оставить доказательства того, что со мной сделали. Проблема заключалась в том, что я не в полной мере знала, что со мной сделали. Нападение было таким быстрым и жестоким, а маска такой ужасающей. К тому времени, когда петля оказалась у меня на шее, я дважды теряла сознание. Из порезов на руках, которые он нанес ножом, сочилась кровь.
Должно быть, он посчитал, что я умерла от удушения. Его кто-то прервал, заставил бросить меня там? Я сбежала до того, как он смог увезти мое тело. Я представила его лицо, выражение шока, когда он вернулся и обнаружил мое исчезновение, и это доставило мне удовольствие. Но как только он поймет, что потерпел неудачу, то придет в ярость и будет искать меня, пока не найдет.
Я понимала, что должна поесть, чтобы восстановить силы, и поисках еды направилась к пляжу. Расстояние было больше, чем до родника. Мне приходилось огибать уступы, спускаясь по склону, и я нервничала, потому что знала — как только доберусь до бухты, я буду рядом с Катамаунт-Блафф, почти в пределах видимости моего дома. Едва рассвело, но последние утренние звезды еще не погасли, и я могла медленно пройти по оленьей тропе через рощу карликовых дубов и белых сосен.
На краю скалистого нагорья я набрела на захоронения. Миновав священное место, спустилась с хребта и пересекла тропу между Катамаунт-Блафф и Хаббардс-Поинт. На мгновение я подумала о том, чтобы вернуться «домой» — в Хаббардс-Поинт, в коттедж Джеки и Тома Рида. Но могла ли я доверять Тому? Тем более что его брат, Конор, будучи сотрудником полиции штата, был тесно связан с Гриффином.
Интуиция говорила мне, что Конор был хорошим человеком, но та же интуиция позволила мне влюбиться в Гриффина. Я не знала, кому доверять.
Всего через несколько дней после ужина с Ридами кто-то попытался меня убить. Мог ли Конор рассказать Гриффину, что Эллен была и навсегда останется в моих мыслях? Гриффин уже знал это, но в устах Конора это могло показаться еще большей угрозой. Понял ли Конор, что, когда я говорила о зеленых глазах, становившихся черными, я имела в виду Гриффина? Конор сказал мне, что у психопатов происходило такое с глазами.
Он ясно сказал, что смерть Эллен была признана несчастным случаем. Он не выказал ни капли сомнения, поэтому я удержалась от дальнейших слов. Гриффин требовал преданности. Все правоохранительные органы штата держали кулаки за его победу на выборах. Наличие губернатора, отвечающего за закон и порядок, принесло бы им пользу и расширило бы их возможности. Конор был частью этой группы. Как и Том.
Прежде чем выйти из леса, я отломала у сосны нижнюю лапу. Проведя все свое детство здесь и на пляже, я знала каждый дюйм этого берега. Я сняла обувь, взяла сосновую ветку, пересекла пляж и бросила ее на линии прибоя. Затем очень аккуратно взобралась на гранитный выступ, медленно продвигаясь по скользкой поверхности к мелководью.
Прилив еще не начался. Саргассовые водоросли, растущие на скалах, поднимались и опускались вместе с волнами. Я отодвинула в сторону пучки водорослей и в сером свете последних звезд разглядела колонию иссиня-черных мидий, цеплявшихся за скалы. Я собрала пястку, расколола их камнем и съела сладких моллюсков сырыми.
Я знала, что должна вернуться в хижину до восхода солнца, но мне нужно было сначала совершить паломничество. Бухта была сразу за поворотом. Это место — мелкий водоем, оставленный приливом, где я нашла Эллен — было для меня таким же священным, как место захоронений пекотов. Эмоции охватили меня. Веревка так сильно повредила мою шею, что каждый всхлип, казалось, сдавливал горло изнутри.
Я присела на корточки у воды, где лежало тело Эллен. Опустила обе руки в воду и плеснула на раны. Океан звал меня. Некоторые боятся того, что не могут увидеть в глубинах, особенно в темноте, но я знала, что должна ответить на призыв. Я разделась. Засохшая кровь впиталась в ткань рубашки и джинсов, отчего они прилипли к моим порезам. Поморщившись, я стянула с себя одежду, открыв раны. Мой отец говорил, что нет ничего более целебного, чем соленая вода.
