Книга Второй шанс для мажора или Фей-крестный поневоле - Анна Литвинова

– Да как ты не понимаешь! – вскочил я, направляясь следом за ней, – без тебя не получится! Ты и есть главное условие!

– Сочувствую, – пожала она плечами, – но уверена, что ты сможешь найти выход.

Я чертыхнулся, привычно поморщившись от разряда, пронзившего грудь. Но цензурных слов у меня не было, это самое культурное. Уж в чем я успел убедиться за все годы совместной учебы, так это в том, что Кобру, если она что-то решила, с места не сдвинет даже ядерная боеголовка. Можно разбить себе лоб, но стена по имени Янка Лазутина будет стоять надежнее египетских пирамид. И мне срочно требовалась идея, а лучше сразу три. Вот кто меня тогда тянул за язык? Подумаешь, осечка длиной в два месяца! Если подумать, то в перспективе мне вообще интим не светит целую вечность. И вообще Лазутину обычно мои нападки совершенно не смущали! Об ее язык можно было вживую порезаться!

И уж точно я никак не мог знать, что она настолько измотана и это станет последней каплей!

– Почему ты тогда не сказала, что у тебя запара на работе? – вдруг выдал я, неожиданно даже для себя. Но вопрос давал необходимую отсрочку.

– А должна была? – вскинула она бровь, расставляя кружки по местам и оборачиваясь ко мне.

– Уж точно могла бы. И тогда может всего этого вообще не случилось бы, – сложил я руки на груди, сузив глаза.

– Ты что-то путаешь, Баринов, – «отзеркалила» она мою позу, – ты мне не друг, не родственник, и даже не хороший знакомый, чтобы я тебе докладывала о своей жизни. И по-другому бы не было, потому что ты привык, что мир вертится вокруг тебя, даже не задумываясь о том, что не все делается для твоего удовольствия. Родители, деньги, друзья и девушки, у тебя всего в избытке. А ты так и не научился самому главному – ценить все это. Твоя жизнь построена по принципу «хочу-не хочу», а это не для меня. Твои выходки я терпеть не обязана, у меня и так весьма насыщенная жизнь с кучей проблем, и ты в нее совсем не вписываешься.

Я стоял, молча выслушивая хлесткие слова, стискивая челюсти. Едва сдерживаясь, чтобы не объяснить этой самоуверенной змее, насколько она не права.

Да она меня вообще не знает! И о моей жизни даже мизерного представления не имеет! А все туда же – не ценю. Ценю я все! Родители для меня – святое! Я даже в переходный свой возраст редко с ними ругался, а сейчас – тем более. И для друзей я готов на все! И девушки… по крайней мере, я никогда никого не обманывал и ничего не обещал!

Только с одним я готов согласиться – в ее жизнь я точно не вписываюсь. И никогда не мог даже в страшном сне представить, что в какой-то момент буду больше всего хотеть в нее вписаться…

Последняя мысль отрезвила, заставляя отступить захлестывающее раздражение.

– Хорошо, – выдавил я, – пусть так. А ты сможешь, вся такая честная и правильная, сейчас просто выгнать и забыть обо мне? Сможешь?

В комнате воздух раскалился, как в жерле вулкана. Мне даже казалось, что еще немного, и вся эта горячая масса начнет просачиваться под закрытые двери, белыми густыми клубами пара заполняя холл.

Кобра молчала, снова отвернувшись от меня к окну. Но это молчание внушало надежду, что она не такой уж кремень, каким хочет казаться.

– Давай так, – примирительно заговорил я, – согласен, я сильно накосячил. Поэтому должен загладить свою вину. Согласна?

Девушка нахмурилась, вглядываясь в мое лицо. Я постарался изобразить вселенское сожаление.

– Только не говори, что хочешь предложить денег, – издевательски хмыкнула она, а я окончательно распрощался с актерской карьерой.

– Нет, – усмехнулся в ответ, – я уже понял, что ты гордая и неподкупная.

В глазах Лазутиной впервые за весь разговор вспыхнула искра интереса. Я чуть приободрился.

– В качестве воспитательного момента предлагаю тебе желание. Еще одно. Любое, какое придет тебе в голову. Хоть старушек целый день через дорогу переводить, хоть мести тротуар и отдавать зарплату на благотворительность. Накажешь меня с пользой, так сказать, – озвучил я свою идею, стараясь отогнать настойчивые сомнения, которые шли за руку с опасением. Было откровенно страшно от того, чем может обернуться такой расклад. Но другого выхода я не видел.

Лазутина молчала так долго, что у меня успели затечь руки, и я их с удовольствием выпрямил, чувствуя, как горячая кровь приливает к ладоням. Стараясь не думать о неудаче, я тихо отсчитывал секунды, ожидая вердикта. Все равно нам никуда не деться друг от друга. Я не стану молча и тихо ждать конца.

– Хорошо, – наконец-то выдохнула Янка, а у меня подкатил желудок к горлу, на этот раз вполне такой убедительной тошнотой. Пришлось несколько раз сглотнуть плескавшуюся в нем отраву, чтобы окончательно не опозориться, – на этот раз, считай, что ты меня убедил. Но если ты не выполнишь это желание, ко мне можешь даже не подходить.

– Согласен, – что поделать, снова улыбаюсь. Но сдержаться не могу, – а ты, может, за это время приглядишься ко мне повнимательнее и увидишь немало хороших черт. Не такой уж я и урод, каким ты меня считаешь.

– Уволь художника, – бросила она, намереваясь покинуть сестринскую.

– Что? – не понял я фразы, неосознанно шагая за ней.

– Говорю, что художник схалтурил. Картинка больно неудачная. Крайне малоразборчивая, не видно нихрена, – припечатала она, выходя в холл и останавливаясь, пока я пытался переварить очередную колкость и не нахамить, окончательно портя наши недоотношения.

На сегодня у меня был заметный передоз Лазутиной. Пора было прощаться, пока еще держу себя в руках. Но девушка, как обычно, все сделала сама.

– Извини, мне работать пора, – она бросила напряженный взгляд на регистратуру, но там все было спокойно, – так что заедешь за мной в воскресенье вечером, часов в пять. А завтра я работаю, не смогу. Не опаздывай. Пока.

И, не оглядываясь, она направилась прочь.

А я тяжелой походкой вышел на крыльцо, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух. Все получилось, это радовало.

Но выпить хотелось безумно.

Сопротивляться этому желанию я не стал.