— Сестра Добря, неужели нет никакого способа озеро заговорить?
— Мы пытались. И руны на береговых камнях рисовали. Все без толку. Такая же беда с Мавкиным болотом. Недалеко от него торговый тракт лежит (вы сегодня чуток до него не добрались), так летом там целые купеческие обозы пропадают. Из Вызмени выходят, а в Кучерьме не появляются. Кто-то из выживших клялся, что слышал мавкино пение, сводящее с ума своей красотой. До этого на болоте лишь лягушки квакали, а теперь, поди ж ты, дивные голоса мерещатся. И нет у путников никакого удержу, чтобы не пойти и не посмотреть, кто же там так надрывается. Куда потом брошенные телеги деваются, никто не знает. То ли разбойники умыкают, то ли мавки свою царицу одаривают. Болото оно большое, все примет. Теперь еще эти мертвые оборотни объявились…
Добря поднялась, вытащила из коробка спичку, чиркнула ею, зажгла свечу. Зябко провела ладонями по плечам.
— Вы укройтесь одеялом с Лилиной кровати, — подсказал Луна. — Холодно.
— Не переживай, деточка, скоро всем тепло станет.
— До весны далеко. Еще даже Исход года не случился.
— Я не о солнышке. Ветер сегодня целую подводу горючих камней привез. Всем хватит.
— И где же он такое богатство откопал? — царевна знала цену редких камней, что привозились из-за моря. А тут целая телега.
«Так вот что за сундуки стояли у ворот!»
— Настоятельница говорит, из самого Тонг-Зитта прислали.
— Камни из тех самых Лабиринтов? Родины Змея?
Монахиня заулыбалась, не ожидая подвоха.
— Добря, а зачем вам Змей? Почему не отправите его домой тем же путем, которым доставили камни?
— Э-э-э… Как это «зачем»?
— Вот вы говорите, что собираете воспитанников, чтобы обучить их пользоваться своим даром.
— Ну?
— А чему вы собираетесь учить бывшего дракона? Летать без крыльев? Оборачиваться? Вы пойдете поперек воли краснокрылого бога и отмените его решение?
Сестра настоятельницы, опешив от напора Луны, замотала головой.
— Тогда для чего вам Змей? — воспитанница решительно сбросила с себя одеяло и вцепилась в руку монахини, попятившейся к двери. — Что вы скрываете? Откуда вам стало известно, что в мир явилось Зло? Мало ли по какой причине запели мавки и всплыли утопленницы? И кто рассказал вам о знаках? И самое главное, почему все эти странности происходят именно здесь, в окрестностях монастыря, а не, скажем, в царском лесу, где тоже тайных захоронений с избытком? Браконьеры и разбойники есть везде. И почему мы не слышим об оживших мертвецах в той же Эрии или Андауте? Чем отличаются наши болота от заморских? Что за место такое, ваш монастырь, где нечисть чувствует себя вольготно и лезет из каждой щели?
Добря поджала губы, не желая отвечать.
— Я не отпущу вас, пока вы не признаетесь, зачем мы вам на самом деле. Может быть, вы собираете армию?
— Ну какая из вас армия? — монахиня деланно засмеялась. — Тридцать душ-то всего… И пусти руку! Больно!
Слово «больно» для царевны было обжигающим. Она не раз его слышала, а потому, устыдившись, разжала пальцы, чем и воспользовалась Добря.
Дверь хлопнула так, что свеча потухла.
* * *
Лилия появилась далеко за полночь. Запалила свечу, и проснувшаяся царевна не могла не заметить, что ее соседка улыбается. А когда отправилась греметь ведрами в небольшой купальне, которая располагалась в конце коридора, так и вовсе не сдержалась — запела.
— Ты чего? — не такой ожидала Луна увидеть Лилию. Уставшей, измученной, даже напуганной, ведь не просто так погулять в лес ходили.
— Смотри, — с ладони подруги в лохань соскользнул камешек. — Горючий. Сейчас водичка тепленькой станет. И знаешь, кто подарил?
— Ветер? Так он сегодня целую подводу с горючими камнями пригнал.
И зачем сказала? Нет, чтобы вместе порадоваться! Был человек счастлив, а сейчас взгляд потух. «Неужели ревность?»
Луна ничего не стала объяснять, просто прижала Лилию к груди, погладила по голове.
— Устала? Хочешь, я тебе спинку потру?
Подруга кивнула, скинула одежду, от которой пахло дымом, полезла в лохань. Закрыла в блаженстве глаза.
Царевна взяла мочало, окунула его в нагревшуюся воду, натерла мылом, которое варилось здесь же, в монастырской лаборатории.
— С запахом душицы?
— Угу.
Лилия наклонилась, обхватила колени руками. Ее коса, скрученная в тугой узел, не мешала разглядеть спину.
— Откуда такой синяк?
— А! Мертвяк у тракта дерево повалил, а я увернуться не успела. Если бы не Ветер, хребет переломился бы.
— А он сам… не ушибся?
— Плечо вывихнул, кажись. Но Сагдай уже вправил.
— Если тебя ранят, ты не молчи, говори, — Луна провела ладонью по багровому пятну, которое заметно побледнело. После второго прохода и вовсе растаяло. — Ладно?
— Ох, хорошо! — Лилия закрыла глаза и выгнулась словно кошка, будто нарочно показывая налитую грудь — о такой царевна и мечтать не смела. — Ах, да! Вот еще! Здесь тоже болит.
Перед носом царевны появилась ладонь подруги. Была та сине-черного цвета.
— Пресвятая дева! Откуда? Рукой дерево ловила?
— Нет, пару мертвяков упокоила, — через мгновение Лилия обернулась на Луну. — Ты чего застыла?
— Ты что, горло им перерезала? — стоило вспомнить голову оборотня под ногой Мякини и ее слова «Сжечь!», как тошнота подкатила вновь.
— Ох, прости, милая! — Лилия потянулась и обняла побледневшую подругу, не обращая внимания на то, что ее рубашка намокла. — Я совсем забыла, что ты ничего не знаешь о моем даре.
— Если не хочешь, не говори…
— Как ты думаешь, почему я выбрала имя Лилия?
Вспомнив свои резоны, Луна попыталась угадать:
— В твоем саду росли лилии, и ты так назвалась, чтобы не забыть родной дом?
— Нет.
— Ты сама похожа на цветок? Вон, и волосы у тебя светлые, и кожа нежная. Так и светится…
— Не-а, — Лилия была довольна как никогда. День выдался чудесным. Любимый Ветер от нее не отходил ни на шаг и даже, можно сказать, от смерти спас, рискуя собой, подруга спину подлечила, а еще всяких приятных слов наговорила. Зачем ее мучить? — Не знаю, как у вас, а в наших краях лилия — символ смерти.
Царевна тут же вспомнила, как на спор с Костюшкой Вышегородским просидела до утренней звезды в его родовом склепе. Там на каменной деве, что в печали склонила голову, как раз был надет венок из лилий. Кстати, княжич тогда проиграл: в царской усыпальнице не продержался и до появления луны. Должок за ним остался. Ее, царевны, желание.
