В этот раз Николасу повезло. С его диагносом вороному депосу назначили звукотерапию. Вечером того же бесконечного дня, Николаса и пару других пациентов привели в кабинет. Несмотря на просторную площадь помещение все равно казалось пустым. У стены были в ряд расставлены лежаки, такие же, как на одарских платных пляжах. Пациентам велели рассесться по местам, выдав каждому по стакану с напитком, напоминающим зеленый чай. Чай или кофе в клинике были под строгим запретом, и Николас подозревал, что это было нечто другое, но горького привкуса растворенных таблеток не различил. Худшим было то, что он нервничал, его тело пронизывала знакомая дрожь. Николас хотел зацепиться взглядом за единственное окно, но оно оказалось спрятанными за черными шторами. Тогда вороной депос стал рассматривать пациентов, внушая себе: он здесь не один, а дверь, через которую они вошли, никуда не денется, никто не посмеет запереть их на замок. Возвратившаяся в кабинет медсестра не заметила его тревоги, да и ему к тому времени удалось взять себя в руки. Николас был абсолютно спокоен, когда она включила старенький проектор и погасила свет, превратив пустую стену в калейдоскоп пейзажей, а комнату за спиной – в кромешную тьму. Но об этом было легко забыть, пялясь на то, как верхушки гор сменяются на экране, у подножий торопливо бежит река, а на полях мелькает хлопок овечьих спин. “Это все напиток, в него точно что-то подмешали”, – подумал Николас, прислушиваясь к ветру. Он доносился из колонок на потолке, но казался таким реальным, словно принадлежал его собственным воспоминаниям. Мысли уносили вороного депоса прочь, мимо “Голоса лесов”, города Одары, на проселочные дороги, через бурелом и пологие берега Наоборот-озера. Из колонок приглушенно застрекотали цикады, и Николас вспомнил их. Они на разные голоса пели хором…
***
…Три года назад, не замолкая даже под утро. Это было особенное лето, настолько знойное, что о нем, потеснив криминальные сводки, написали в газете. Статья советовала запасаться водой и по возможности не покидать кондиционированных помещений, а лучше всего – проводить выходные на у водоемов на природе. Николас помнил, как лед, который он нес на парковке супермаркета, начал таять и в пакете вместе с кубиками плескалась лужа. Николас положил его в контейнер с едой, в надежде, что этого хватит до захода солнца, когда духоту сменит желанная прохлада, а за сохранность продуктов можно будет не опасаться. Потом в ушах Николаса свистел ветер, а скорость на спидометре пикапа переходила за отметку сотни. Он несся на окраину Одары, на встречу с девушкой, которая спасла ему жизнь.
По пути его пальцы сами хватались за оконную ручку. Она не поддавалась – все окна в пикапе и так были открыты. Николасу не переставало казаться, что они только и ждут момента, чтобы подняться, стоит отвернуться – ты уже в плену четырех стен и тьмы. И хотя прошел целый месяц с тех пор, как Лейн вытащила его из подвального ада, сегодня Николас чувствовал себя не лучше параноика, покинувшего надежное укрытие. Рана от пули на животе, заживая, мучила его по ночам, но самым ужасным был страх, который с того события оставлял его в покое разве что во сне.
До назначенного места вороной депос домчался за четверть часа. Она уже ждала его там. Низенькая и изящная, Лейн казалась совсем девочкой, стоя в долговязой тени пожарной вышки. Здание, как и многие другие учреждения в Одаре, не пережило упадок и теперь оказалось заброшено. Кроме стайки подростков, распивающих спиртные напитки, днем тут не было ни души. Николас подумал, что Лейн специально выбрала это место для их встречи.
– Привет, – сказала она вороному депосу через опущенное стекло. Дождавшись приглашения, Лейн робко приземлилась на необъятное сиденье пикапа. На буланой девушке были большие солнечные очки и шляпка, прячущая в тени ее лицо. Николас заметил, что на пальце Лейн отсутствовало колечко, запомнившееся ему с их первой встречи. Тогда, по пути в госпиталь, она взяла его ладонь. Отвлекаясь от боли, он считал пальцы Лейн, натыкаясь на гладь металла… И не мог ошибиться.
– Как ты? – спросила она. По ее встревоженному тону Николас решил, что до сих пор выглядит больным и измученным. Но скорее Лейн сомневалась – стала ли ошибкой их вторая встреча.
– Прекрасно. Вот, успешно ловлю последние деньки отпуска, – он улыбнулся ей, тем временем подбирая самые нелепые оправдания. – Увидеть тебя – достойная награда перед тем, как вернуться к служебной рутине.
Николас солгал, он был уверен – после всего пережитого ему вряд ли светила работа в полиции, максимум где-нибудь в архиве, на потеху Дженне. От его ответа губы Лейн тронула улыбка:
– Я бы не назвала это “рутиной”. Если у тебя такое каждый день, то мне остается только посочувствовать.
– Так получилось, обычно я более везучий, – выдохнул он, не зная, в какую степь направить разговор, чтобы увести от воспоминаний об их знакомстве. Обсуждать подвалы ему совсем не хотелось. По крайней мере, не сейчас.
– А я ведь сразу тебя узнала. Буквально в тот же день я видела статью о тебе и напарнике в газете.
Николас хохотнул:
– Надеюсь, она была не из желтухи с рассказом о том, что на заднем дворе я неправильно рассортировываю мусор, а на фотографии меня не загородил тучный профиль мистера Лэйона. Что-то мой напарник ходил слишком важный в последнее время.
Она засмеялась, но как-то нервно. Николас расслышал в этом осуждение.
– Нет, не подумай, – продолжил он. – Я совсем не жадный на славу, и буду счастлив, если все отстанут от меня и полностью переключатся на Расса. Сам он доводит меня до безумия своей чопорностью. Один пример, и в этом весь Рассел – представляешь, всегда, вне зависимости от обстоятельств, он обращается ко мне “Николас”. Не Ник, а именно Николас, словно мы вчера знакомы или я такая важная персона в его жизни. Эти странглийцы! Такие же, но, черт бы их побрал, другие.
Николас осекся. Он и сам не знал, с чего вдруг стал рассказывать ей о Рассе, словно это была та самая тема, которую беспроигрышно обсуждают на первых свиданиях – мистер Расс Приносящий Удачу. Неудивительно, что его собеседница ничего не ответила, устремив взгляд в окно пикапа. Лейн рассматривала удаляющуюся площадь – к счастью буланой девушки, единственными свидетелями остались голуби, расхаживающие у подножия вышки. Тонкие пальцы Лейн вцепились в подлокотник, когда на повороте машина прибавила скорость.
“Ничего из этого не выйдет”, – подумал Николас, на себе ощущая, как тревога Лейн наполняет салон. Он рассматривал свою попутчицу краем глаза. Она уже не казалась ему красивой: черты лица Лейн были несимметричными и тонкими, масть – буланой, не золотистого, а скорее болотного оттенка. Редкую гриву она заплела в прическу, казавшуюся Николасу старомодной. У Лейн были маленькие ушки с аккуратными кончиками, тянущимися друг к дружке – свидетельствующие о ее породистом происхождении. Это подтверждал сдержанный, но явно дорогой наряд, миниатюрные часы известной марки, ловившие блики на ее тонком запястье. От того же Рассела Николас знал, что такие, как она, не связываются с “дворняжками” – засветиться в их обществе для породистых приравнивается к позору. На что же Николас надеялся? Неужели недостаточно было простых слов благодарности. Да, Лейн спасла его, но с чего он вдруг решил, что она хотя бы на секунду может в нем нуждаться?
