– Что же в чужаке такого, чтобы рыбалку ради него бросать да выгоду свою наперёд углядеть? – вернул всех к началу Малам.
– Признавайся! – вторил ему Гройорг без лишних слов.
– А я не сказал?! – с гримасой удивления (будто взаправдашнего) спросил Фелклеф и, получив в ответ однозначные взгляды, стал рассказывать: – Я сажусь за стол – съесть своё рагу. И вдруг… прямо перед собой, через два стола, вижу… я глазам своим не поверил… вижу… бьюсь об заклад, он выточен из огромного куска застывшей смолы, из такого куска, коего никто никогда не видывал.
– Ты же сказал, он в рубахе и плаще, – заметил Зусуз.
– Что ты придираешься, как Гройорг?! Я так рассказывать брошу. Что он из смолы, по его лицу видно… и по шее, и по рукам. Да весь он такой! Говорю, весь!
– Уже сказал, – не преминул выпятить себя Гройорг, коли его помянули упрёком.
– А про глаза сказал? – обидчиво возразил Фелклеф. – А про волосы сказал?
– Ну! – не терпелось услышать про глаза и волосы чужака Маламу.
– Ну! – двум другим тоже.
– У него глаза не глаза, однако ж будто живые: он смотрит ими.
– Он смотрел на тебя? – спросил Зусуз.
– А ты как думал? Стал бы я говорить. Они выточены из смолы, а он ими смотрит. Это как вам?.. человек или не человек? А вместо волос – тонкие длинные нити застывшей смолы. И борода, и усы – смола и больше ничего. Видели бы вы его бороду и усы!
…Первым забрался по лестнице и просунул голову через открытый люк внутрь трактира Гройорг. Через несколько мгновений голова его вернулась наружу.
– Серебристый плащ здесь, – прошептал он. – Поднимайтесь.
Оказавшись в столовой, четверо друзей заняли «свой», всегдашний, столик. Фелклеф уступил три выгодных места гостям (он-то всё-таки сын хозяина и к тому же уже лицезрел того, ради кого они пришли сюда): им не придётся поворачиваться назад, чтобы увидеть чужака. Самое выгодное досталось Маламу: ему не нужно будет вертеть головой вовсе… Он и воскликнул (шёпотом) первый:
– Янтарный старец!
– Янтарный старец! – повторил за ним Зусуз, который всегда и на всё имел своё мнение.
Глаза Гройорга, устремлённые на чужака, при этих словах тоже заблестели янтарно, как будто янтаря за тем столиком было больше, чем серебра.
– Вот те раз! – помотал он головой.
– Что я вам говорил?! И теперь скажите мне, человек он или не человек, – прошептал Фелклеф.
– Не человек, – сразу сказал Гройорг и пояснил: – Так не бывает, чтобы кусок смолы человеком обернулся… Или бывает?
– Ответ не снаружи, а внутри, – высказал догадку, ещё не заглянувшую внутрь, Малам.
– Он не родился человеком, – сказал Зусуз.
– А кем же он родился, если в трактире сидит, ест и пьёт? – воспротивился нелогичной логике сын трактирщика, хотя сам пребывал в немалом сомнении.
– Он вообще не родился, – уверенность слышалась в голосе Зусуза.
На это утверждение Гройорг хрипливо засмеялся.
– Верно, Зусуз. Я об этом не подумал, – согласился Малам.
– Я тоже, – весело сказал Гройорг.
– Он смотрит на нас, будто о чём-то спросить хочет.
Глаз Малама не ошибся: чужак приподнял руку и поманил ребят пальцем.
– Ну всё, отец мне сегодня задаст, – прошептал, подавшись вперёд, Фелклеф. – Не надо было пялиться.
– Вид у него серьёзный, и палка серьёзная к стулу приставлена, – насторожившись, сказал Гройорг и на всякий случай проверил рукой то, что всегда покоилось в кожаном чехле у него за спиной. Это была простая дубовая дубинка, предназначенная для защиты от хунгов. (Трое его друзей для этой цели имели заострённые с одного конца палки, но брали их с собой в тех случаях, когда отдалялись от жилищ. Такие палки были почти у всех жителей Прималгузья. Гройорг же лучше управлялся с дубинкой).
Малам и Зусуз переглянулись и, ничего не говоря, встали и шагнули в направлении чужака, не сводившего с них глаз.
– Присаживайтесь, ребятки, – сказал старец (слова он произносил отчётливо, но в голосе его была какая-то неестественность: в нём слышалось дребезжание, и звуки словно сопровождались почти одновременным эхом).
Друзья, снова глянув друг на друга, не без робости присели напротив. Старец продолжал:
– Надеюсь, вы мне посоветуете, – это необычное звучание голоса заключало в себе некую привлекательность, может быть, даже притягательность. – Мне нужны четыре пары зрячих глаз, четыре пары выносливых ног, четыре пары крепких рук и немного сообразительности.
Не только голос, но и лицо янтарного старца мало-помалу расположило к нему Зусуза и Малама. Это было лицо чудесным образом ожившей куклы с обликом старика, мудрого, серьёзного, но не сердитого, с непонятно откуда взявшейся едва заметной, но всё-таки улавливаемой глазом готовностью к усмешке.
– Если вы и ваши друзья, – кукла кивнула на их столик, – располагаете этим ценным инвентарём, то можете без сомнения предложить себя: я буду только рад. Идите посоветуйтесь.
Малам и Зусуз, вернувшись к своему столику, брякнулись на стулья и выдохнули накопившуюся немоту.
– Ну?! – спросил Гройорг.
– Четыре пары зрячих глаз и всего остального и в придачу немного сообразительности усмотрел он вокруг нашего столика, а уж потом пальцем поманил, – сказал Малам.
– Что это значит? – ещё спросил Гройорг.
– В помощники нас зазывает янтарный старец – вот что это значит, – пояснил Зусуз.
– И меня? – ещё больше округлились глаза Гройорга.
– Без тебя здесь только по три пары всего, – пояснил Малам.
– Для какой же такой надобности ему столько помощников? Не трактир ли открыть надумал, – взбрело в голову потомственному трактирщику, будущему потомственному трактирщику.
– Выносливые ноги – чтобы идти, далеко идти, – резонно предположил Зусуз.
– Далеко можно до самой ночи идти, а там – сгинуть, – выставил свой довод Фелклеф.
– Видно, четыре пары зрячих глаз и нужны ему для того, чтобы не заблудиться в чужом краю, – возразил на это Малам.
– Раз ему мои глаза понадобились, я согласен, – решился Гройорг. – Может, и дубинка моя пригодится?
– Без твоей дубинки и наших пик хунгов ему одному не одолеть. И я согласен идти с ним, – решился Малам.
– Как только он с нами заговорил, я сразу смекнул, что его мне судьба подарила: он не просто старик, каких много, – он один-единственный янтарный старец, – подкрепил своё решение серьёзным резоном Зусуз.
Трое вперили свои взоры в четвёртого – Фелклеф будто язык проглотил.
– Папаша твой только рад будет, если ты, как Болоб, за пришлого зацепишься: ему выгодно знать, что у пришлого на уме, – подсказал ему Зусуз.
