видел. И его отвращало не увиденное внутри Линн, а скорее то, как глаза ему это показывали; как они, должно быть, воспринимали не только человеческий организм, но и все создания из плоти и крови… как нечто, что нужно препарировать и воспроизвести в соответствии со своей исходной химией и анатомией. Не как двигатели, приводящие в действие мозги, позволявшие мужчинам и женщинам создавать музыку, писать стихи и любить друг друга, а как нечто механическое, что можно изменять, переналаживать, собирать и разбирать на части по своему усмотрению.
Нож.
В голове Арта всплыла непрошеная мысль, чуждая и холодная. Это он подумал, или они?
Воспользуйся ножом.
И да, и нет: он подумал об этом, но и они тоже. В голове Арта звучали не принадлежащие им голоса, или те же мысли, но лишь какое-то упрощённое переложение их замыслов и целей; лучшее, на что был способен разум Арта при расшифровке их желаний.
Её можно вскрыть ножом. Оболочку можно разрезать ножом.
Что-то в нем съёжилось, что-то запротестовало. Арт закричал бы, если б у него был голос. Закричал громко и пронзительно. Но даже этого не случилось. Они заразили не только глаза, но и мозг, и перед абсолютной необъятностью их воли Арт был бессилен.
Нож. Простой вертикальный разрез вдоль грудно-брюшной полости, разделяющий эпидермис, дерму и мускулатуру, и наше исследование можно начинать.
Арт отстранился. Поднялся с кровати и выбрался в коридор. Желание глаз; то, что они намеревались сделать, было чудовищным и неописуемо ужасным.
Представь всё ещё бьющееся сердце Линн у себя на ладони.
Арт подавил крик и даже несмотря на то, что его зрение отключилось, с трудом отправился вниз. Если глаза думали, что это наказание, то жестоко ошибались. Слепота несла безмятежность и покой. Это лучше, чем смотреть на то, что они могут показать, или делать то, чего они требуют.
Но глаза сопротивлялась.
Они упорно противостояли не только слепотой и жгучей болью в глазах, но и с помощью гудящей, бессмысленной мигрени, от которой у Арта кружилась голова, и текли слезы.
— Хотите нож … — выдавил он. — Будет вам нож… О да, я достану вам нож…
Посмеиваясь под нос, он нашёл в кухонном ящике разделочный нож. Арт, измотанный, уставший и безразличный, поднял его, направляя острие в левый глаз. Сначала он его вырежет с корнем, а после перейдёт к другому.
И у Арта почти получилось.
Но в итоге глаза парализовывали его руку, пока та не стала омертвевшей, резиновой и абсолютно безвольной.
Стоя на коленях на кухонном полу, Арт пытался найти выход, сформулировать план: что угодно, хоть что-нибудь. Но не было ничего. Лишь безумное принятие происходящего. Теперь он чувствовал их не только в глазах, но и в голове, обволакивающих собой его мысли и свободную волю. Арт мог думать лишь о докторе Моране, человеке, который поместил в его глаза эту чужеродную ткань. И чем больше Арт о нём думал, тем злее становился.
Дайте немного времени и результаты вас шокируют. Вы будете поражены, когда увидите то, о чём представления не имели.
Да.
Так и сказал доктор Моран. Тогда это показалось Арту странным, вот только сам доктор Моран был более чем странным. И это было нечто большее, чем просто нелепый и бесцеремонный комментарий врача пациенту; то было признание, возможно даже предупреждение.
Доктор Моран сделал это нарочно.
И когда Арт окончательно это понял в глазах почувствовалось оживление. Новая жизнедеятельность, дегенеративное тепличное разрастание, безымянное развитие и буйство плоти. Что бы ни находилось в его глазах, оно росло, расширялось и распускалось, воспроизводя свою генетику с помощью химии и биологии Арта, питаясь им и высасывая досуха. Оно будет жить, процветать и размножаться… а он умрёт.
Пока Арт сидел, осознавая, что так оно и будет, левый глаз обожгло болью, и высвободилось нечто влажное и липкое, похожее на скользкую паучью лапку, кончик которой коснулся щеки. Следом ещё и ещё — подобно щупальцам осьминога, они высовывались из своего логова и исследовали окружение.
Оставалось лишь одно: Арт должен повидаться с доктором Мораном.
* * *
На случай чрезвычайной ситуации Доктор Моран дал домашний номер, и Арт незамедлительно им воспользовался.
— Доктор Моран? Это Арт Рид. Вы проводили трансплантацию тканей в мои глаза.
— Всё верно. Что-то случилось?
— Да, не случилось. Еду в ваш офис прямо сейчас. Там и встретимся.
— Мистер Рид, я…
— Встретимся там.
Доктор Моран сглотнул:
— Хорошо.
Арт нацарапал Линн записку, что-то насчёт прогулки, и ушёл.
* * *
Возможно, они не хотели, чтобы Арт отправился к доктору Морану, а может и хотели; в любом случае, боль в глазах стала сильнее чем когда-либо. Арт вёл машину, стараясь не сбиться с дороги и ему казалось, что глаза увеличились вдвое, если не втрое. Они разбухли в глазницах, угрожая взломать те самые орбиты, в которых размещались. Невыразимая боль была влажной и рвущей, раскалённой докрасна и холодной как лёд. Что-то растягивалось, извивалось и бугрилось, как мышцы. К тому времени, как Арт добрался до безлюдного офиса доктора Морана, в правом глазу появился влажный разрыв, заставивший его вскрикнуть.
Моран, ожидающий Арта, открыл двери.
— Какого хера вы со мной сотворили? — сказал Арт.
Моран все ещё нервничал и дёргался, но теперь в нем была какая-то побеждённость и опустошение.
— Я сделал то, что от меня ждали, мистер Рид. Я сделал то, что потребовали они.
— Мне стоит вас прикончить, — сказал Арт, его зрение ненадолго помутнело, по щекам потекли свежие слезы. Но не слезы печали или даже боли, а просто вытекающая жидкость, как у женщины, у которой отошли воды, когда то, что росло внутри, готово появиться на свет.
— Валяйте. Думаю, вы сделаете мне одолжение. — К идее насилия доктор Моран оказался совершенно равнодушен. Казалось, он даже не будет сопротивляться или защищать себя. — Но поймите — это ничего не изменит. Я сделал всё это не потому, что захотел. А потому, что они меня заставили.
— Сколько таких трансплантаций вы провели?
— Сотни.
— Иисус Христос.
— Нет, нет, не все они были как… ваша. — Доктор Моран покачал головой. — Я никогда не знаю. И никак не могу узнать. Лишь после операции я обнаруживаю, что для самостоятельного распространения они мигрировали в использованные ткани. Они проникают в ткани зародыша, мистер Рид. Как-то, неким образом. Используют их для самовоспроизведения на молекулярном уровне. Несколько атомов, затем молекула, потом все клетки организма. Каков тёмный гений, а? Какой другой орган дал бы им подобный контроль, и какое другое чувство столь уверенно вручило бы им
