жить, но нет — Ворон всё же навёл пистолет. «В наши времена не констатируют смерть, — вспоминал его слова Хантер. — В наши только проверяют контрольным выстрелом в голову», — вспоминал и благодарил всех богов за то, что тот был повёрнут к нему затылком, и его улыбки не было видно. Выстрел.
— Я иду сквозь долину Смертной Тени — иду, — его напев — странный, грустный и, одновременно, весёлый — практически утопал в шуме лёгкого бриза. — И не вижу я зла, так как слеп ко всему.
Второй была та самая женщина, чьего имени никто так и не узнал, её остатки лежали рядом с телом поверженной саранчи. Обоих обглодали практически до костей. Да, в том аду точно нельзя было падать, нельзя было останавливаться, нельзя было думать — нужно было просто пытаться выжить, сосуществовать со всеми, потому что если кто-то не был со всеми — он был против всех.
— И мой разум, мой ствол мне покой принесут, — выстрел. — Ведь знаю я: убью я всех врагов, когда они придут.
Уильям шёл позади и не мог проронить ни слова, как и любой другой — ощущение присутствия самой смерти было настолько сильным, что он просто шёл и старался сопротивляться ему — тому подлому осознаю, что все могут закончить точно так же: планировать свой вечер и будущий завтрак, чтобы через час уже умереть мучительной, самой мучительной смертью и принести ею ещё больше боли живым.
Казалось бы, кого можно было добивать в сгоревших развалинах? Но всё же мужчина пошёл туда — будто видел, что из окон, из дверей, под столами, в выжженных комодах — всюду были когда-то люди, что до последнего боролись за жизнь. Все те россказни о том, что их смерть была близка, так что не нужно было рисковать ради них, а просто дать им умереть, были лишь ложью самим себе. Идеальной, чистой и безгрешной ложью — никто, кроме них, не верил в то, что они говорили.
— Милость, благословение — те всё со мной, — поправив волосы, он зашёл в сгоревший дом, из которого раздались хрипы заражённых, тут же смешавшиеся с выстрелами, — до конца моих дней. И буду я бродить Землю сотню всех вечностей.
Другой дом, третий — в каждом находился кто-то живой. В каждом находился кто-то, кто должен был умереть. И каждый умирал, пока убийца возвращался лишь с их оружием, перекинутым через плечо — мёртвым пушки были ни к чему. «Знал ли он, что так случиться? — охотник смотрел на идущую в лес фигуру. — Что его обещание станет таким, каким оно стало сейчас? Нет. Конечно, не знал. Но всё равно решил его выполнить», — выстрелы.
— Иду я сквозь омут тот, что залечит от ран. И знаю: правым путь не может быть, ведь я неправ.
Ворон остановился перед одним из домишек — в нём горел свет. Сквозь ели, поросшие у дороги, было видно старуху на инвалидной коляске, что сидела в дверях, а рядом с ней, у входа, на пол осел какой-то старик, держать рукой за разодранное горло, и не шевелился. Эммет медлил всего пару секунд, после чего вновь возобновил шаг.
— Стой! — прокричал Ви. — Они же живы!
— Нет, — не оборачиваясь, ответил тот. — Они уже мертвы.
— Я!.. Ты не!.. Уильям, да скажи что-нибудь!
— Эх… — перебежчик остановился и громко выдохнул. — Ну да — давай… Давай-давай-давай-давай — скажи. Скажи, что они ещё живы, ведь ты видишь их живыми.
— Но это так, — тот тихо и сдержанно засмеялся в ответ.
— Какие же вы все идиоты. И ведь правда — неужели для вас всех жизнь является настолько текущим, настоящим и непредсказуемым процессом, что вы не можете увидеть её через день? Через два? Через месяц? Вы правда настолько глупы, чтобы жить только в сегодняшнем? — в противовес не раздалось ничего. — Так и думал, — он возобновил шаг и уже было продолжил напевать.
— Стой, — раздался голос парня позади, реакции не было. — Я сказал: стой!
Зимнюю тишину вновь разбавил тихий смех, но Ворон не успел дальше сделать и шага — никто не заметил, никто не смог бы усмотреть, как Айви, рывком подбежав к тому, развернул его и врезал в щёку кулаком. Второго удара не последовало — Джонс, перехватив руку, прошмыгнул под парня и, перекинув того через себя, уронил спиной на землю, наступив коленом на грудь. Альвелион и Уильям одновременно навели на того оружие.
— Ты так и не понял, да?! — шептал он сквозь зубы. — Этого не избежать! Никому в этом мире не уйти от убийств себе подобного, как бы ты этого не хотел! — глаза его сияли ярко-голубым в темноте. — Никому не избежать смерти! У них нет шансов. Нет вообще! Старик уже мёртв из-за недостачи крови, а старуху ждёт медленная, очень мучительная голодная смерть. Думаешь, это её жизнь, и ей решать, да?! Люди — трусы. Они придумывают себе отговорки, выдумают лживые цели и играют в русские рулетки лишь ради того, чтобы не сводить счёты с ненавистной им жизнью. Или ты правда хочешь мне сказать, — капля крови с разбитой губы упала на лицо Четвёртому, — что ей, потерявшей мужа, детей и внуков есть за что жить?! Что она сможет жить и выживать дальше?!
В одну секунду Эммет резко переменился, «спрятав» зубы и вновь заулыбавшись. Уильям был уверен в своей догадке: тот увидел себя в отражении глаз Айви. Старику даже показалось, что перебежчик ненавидел себя куда сильнее, чем его ненавидели остальные, но не показывал этого — то просто ощущалось в его словах, в действиях, в самом воздухе вокруг него.
— Я спрошу её, — сказал, наконец, тот, убрав ногу. — Чтобы твоя грёбаная совесть точно могла спать спокойно. А вы забыли, что ли? — обратился он к наёмникам. — Я вам живой нужен. Ладно — испаночка этого не знает, но ты, старпёр? А, хотя… Неважно. Забей. Это даже хорошо, что ты в меня нацелился — обиднее было бы, если… Да. Это даже хорошо.
Он проверил магазин пистолета и направился к дому в полной тишине. Закрыв собою старушку, он прошептал ей что-то — никто не услышал его вопрос, но вот ответом было отчётливое и громкое: «Да». Он завёз её в
