За день до нашей смерти: 208IV
Глава 1. Конец пути
— Значит, на этом для меня всё? Конец? — глухо прозвучал мужской голос.
— Да, — твёрдо ответил второй, более хриплый и неприятный.
Фигуры медленно передвигались по поросшей травой дороге. Мягкая слуху музыка сверчков развеивала ночную тишину. Впрочем, как и хриплые стоны дремлющей неподалёку стаи — сотни и сотни пустых человеческих оболочек тащили себя далеко на юго-запад — зимовать. Путники держали приличное расстояние друг от друга, увеличиваться которо3rму не давала лишь верёвка, завязанная петлёй и накинутая на шею позади идущему достаточно сильно, чтобы тот не думал сопротивляться, и достаточно слабо, чтобы мог дышать и идти.
— Может… Ты хоть мешок с головы снимешь?
— Нет. Не сниму — не хочу портить тебе интригу.
Свет уходящей луны блекло отражался в свежих лужицах и волнами разлетался по округе, когда на него ступала тяжёлая нога человека. Близился рассвет. Ещё пара часов, и спутник Земли окончательно скроется за горизонтом, освободив небесный простор яркому солнцу.
— Слушай… Ну, должен признать, что… выхватить меня из моего же дома, в моём же городе и не попасться… — задыхаясь, говорил пленный. — Выйти, не… Кто ты вообще такой?
— Хватит пытаться выведать что-то, — устало ответил второй. — Ни хрена оно тебе не даст, только воздух понапрасну расходуешь. Придём на место — тебе всё тут же станет ясно, всё поймёшь, всё узнаешь.
Несмотря на новую «ночную угрозу», слухи о которой так стремительно заполонили уши и рты всех живых людей, тёмные вечерние краски всё ещё казались проводнику более безопасными, чем дневные. «Под лунным светом не встретишь сотни наполовину разложившихся трупов, которые всеми силами стремятся убить тебя, — думал он. — Не встретишь бандитов, отбившихся от не менее опасных стай, убивающих всё и вся, словно животные; военных, стреляющих по людям, как по воробьям; или наёмников, которые убьют просто ради того, чтобы ты не убил первым, — без людей этот мир становится даже чуточку лучше. Спокойнее, по крайней мере».
— А может, договоримся? — сказал второй, вдруг остановившись.
— Опять то же самое…
— Ну, ты — охотник за головами, верно я думаю? Небось, похитил бывшего главу Единства и ведёшь к своему «невероятно богатому» заказчику… Зачем? На допрос? На личную месть? На расправу из выгоды?! Я прав?! Плевать! Сколько бы он тебе ни предложил, я заплачу в два… в три раза больше! Я богат, ты ведь это знаешь; ты же был в моём доме, всё видел! А это был даже не основной!..
В ответ верёвка лишь сильнее потянула его вперёд и петля, сдерживающая усталое дыхание, стянулась ещё больше. Спустя десятки минут шоссе, по которому прежде шли путники, превратилось в сплошную грязь. И если идущий впереди человек ловко обходил ямы, то тот, чьё лицо было закрыто мешком, беспощадно для себя падал в непроглядно грязную смесь земли и воды. Его когда-то белый костюм покрылся тёмно-коричневыми пятнами и был больше похож на старый и изношенный наряд, который в былое время носили либо нищие, либо покойники; красная рубашка лишилась последних кроваво-винных пуговиц, а тёмно-коричневые туфли, всё время спадающие с вялых ног, порвались в нескольких местах.
Они шли уже несколько дней. Бесконечная дорога истощала и без того слабый организм — редких остановок на сон и еду не хватало обоим, но у одного из них была цель, а у другого — отсутствие выбора. Тем временем грязь превратилась в смесь камней и песка — что-то вроде самодельной дороги — единственной, которую могли себе позволить люди того времени.
— Мы что… Мы… в городе?! — почувствовав знакомую почву под ногами, похищенный опешил. — Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Только не говори, что твой заказчик настолько глуп, что решил меня порешить в каких-либо стенах! — в ответ не раздалось ни слова. — Или… Погоди. Ты что… Ты продать меня хочешь?! Серьёзно?! Да ты хоть знаешь, как быстро твой план накроется?! Меня найдут и освободят быстрее, чем ты награду в кабаке пропьёшь!
Но ответа вновь не последовало. Лишь скрипучие ворота приветствовали пленника своей обыденной мелодией. Покачиваясь от слабого ветра, они повествовали о печальной истории города, забытого и заброшенного редкими жильцами, о сотне трупов, навсегда похороненных в своих собственных домах.
Шаг идущего впереди становился всё твёрже, всё быстрее, и второй едва ли поспевал за ним. Задыхаясь, падая от усталости и откашливаясь, казалось, потом, он не раз проклинал своего похитителя не только за сам акт, но и за такую изнурительную дорогу. Ведь, несмотря на то, что с выпуска последнего автомобиля прошла не одна декада лет, элитные наёмники, коим старик и считал своего похитителя, как-то умудрялись добыть их и использовали при каждом возможном случае. Но нет. Он и его проводник шли пешком. Долго и нудно, днями и ночами, через дорогу и грязь его гнали, словно скот.
У него был не один шанс скинуть мешок со своей головы. Руки были связаны на поясе, но нагнуться и схватить тонкий лоскут ткани не было бы проблемой. А в те же моменты, когда половину мешка приподнимали для того, чтобы напоить или накормить… И всё же он этого не делал. Он ждал, надеялся, просил, понимал, что всё его влияние в этом прогнившем мире было обесценено. И, кто знает, возможно, лишь благодаря своей покорности он всё ещё не бродил среди зараженных, скармливая своё тело вирусу и низвергая в мир сотни миллионов бактерий.
В конце концов путники начали подниматься вверх. Железные ступени приятно постукивали при каждом шаге, хоть и были, казалось, слишком мелкими для взрослой ноги. Шаг за шагом они поднимались всё выше и выше. Петля вновь стала затягиваться. Волей-неволей приходилось ускоряться. Каждый шаг отдавался болью и в ногах, и в лёгких, но жизнь ведь заставляет идти дальше, верно? Шаг за шагом преодолевать самого себя. Шаг за шагом двигаться дальше даже тогда, когда смерть переставала быть таким большим безумием…
Они остановились. Несколько мгновений вокруг стояла полная, абсолютная тишина. Внезапно яркий свет ослепил старика, принося его глазам резкую, невыносимую для его возраста боль. Он сморщился, закрыв лицо связанными руками, и застонал от ожогов зрачка, не успевшего сузиться до нужного диаметра. Лишь через минуту, когда его взор привык к освещению, а ум обрел
